Конец игры (др. пер.)

Три дня подряд — бывает же такое везенье! — выигрывала Оланда. У нее великолепно получилось Разочарование, еще лучше Корысть и уж совсем бесподобно — статуя балерины. А ведь попробуй постой на мысочке, пока весь поезд пройдет мимо нашего королевства. Наконец снова настала моя очередь, и вот, когда я изображала Ужас, из окна полетела записочка, смысл которой мы поняли не сразу: «Симпатичнее всех самая безучастная». Летисия позже нас догадалась, о ком речь, и когда догадалась, — покраснела и отошла в сторонку. Признаться, мы с Оландой страшно обозлились. Какой, однако, дурак, этот Ариэль! Но разве такое скажешь до болезненности чуткой Летисии? Она, ангел, и без того несла тяжкий крест! А все-таки записочку взяла себе значит, поняла, что это о ней. По дороге домой мы почти не разговаривали, а вечером разбрелись кто куда. За ужином Летисия была очень оживленной, глаза ее искрились, и мама раза два торжествующе взглянула на тетю Руфь — вот, мол, погляди, какие прекрасные результаты, не узнать девочку! Дело в том, что в те дни Летисии начали давать новое лекарство.

Перед сном мы с Оландой обсудили, как быть дальше. В конце концов, нас не так уж сильно задела записочка Ариэля. Что ж, из окна вагона он видел то, что видел. Но вот Летисия, она, конечно, злоупотребляла своим положением, потому что знала, что мы ей ничего не скажем, знала, что в любой семье, где есть человек с физическими недостатками, и притом человек гордый, — все, начиная с него самого, притворяются, будто не видят этих недостатков. Или делают вид, что совсем не знают о том, что он-то сам давным-давно все знает. Вот почему она и присвоила себе записочку и так откровенно веселилась за столом. А это уже слишком! В ту ночь меня снова преследовали кошмары с поездами. На рассвете — так мне снилось — я бродила по пересекающимся путям огромного железнодорожного узла, навстречу мне летели красные огни паровозов, и я в ужасе гадала — слева или справа пройдет состав, а потом обмирала от страха, потому что за спиной несся скорый, но больше всего я боялась, что вовремя не переведут стрелку и один из поездов меня раздавит… Проснувшись, я напрочь забыла обо всем, потому что Летисии было так плохо, что она даже одеться не смогла без нашей помощи. Похоже, что в глубине души Летисия корила себя за вчерашнее, и мы были само участие, само внимание: тебе, мол, надо отдохнуть, посидеть дома, почитать… Она не возражала, но завтракать пришла вместе с нами и даже сказала взрослым, что чувствует себя хорошо и что спина почти не болит. При этом она в упор смотрела то на меня, то на Оланду.

В тот день выиграла я, но почему-то — не знаю, как уж это вышло, уступила свое место Летисии. Уступила — и все, без всяких объяснений: чего уж тут, раз он отдает ей предпочтение, пусть любуется, пока не надоест. Летисия играла только в статуи, и мы выбрали для нее что-нибудь попроще зачем усложнять жизнь бедняжке! Летисия решила, что она будет китайской принцессой. Это совсем просто: надо сложить руки на груди, стыдливо опустить глаза, как положено всем китайским принцессам, вот и все. Как только показался наш поезд, Оланда нарочно повернулась к нему спиной, а я, я видела все, я видела, что Ариэль смотрел только на Летисию, он не отрывал от нее взора, пока поезд не скрылся за поворотом. Летисия, застывшая в позе китайской принцессы, не могла знать, как он смотрел на нее. Но когда она вернулась к нам под нашу иву, мы поняли, что она все знает и что ей бы хотелось остаться в наряде китайской принцессы весь вечер, всю ночь.

В среду жребий тянули лишь мы с Оландой — так решила Летисия, и с ее стороны это было справедливо. Оланда — вот везучая! — снова выиграла, но письмо Ариэля упало прямо к моим ногам. В первую минуту я хотела отдать это письмо Летисии, но потом передумала. С какой стати мы должны рассыпаться перед ней? С какой стати? Ариэль сообщал в своем послании, что хочет поговорить с нами и что на следующий день придет к нам по шпалам с соседней станции. Почерк — мало сказать отвратительный, но зато в конце такие милые олова: «Всем трем статуям сердечный привет. Ариэль Б.» Вместо подписи — сплошные каракули, но в них было что-то свое, необычное.

Я прочла это послание вслух, а мои сестры — прямо удивительно! словно онемели. У нас такое событие, а они молчат, будто не понимают, что все надо обсудить заранее, потому что, если о приходе Ариэля узнают дома или, на беду, нас выследят эти пигалицы Лоса — нам несдобровать! И так странно, что мы все делали молча: сняли украшения с Летисии, молча сложили их в корзину и молча, почти не глядя друг на друга, дошли до белой калитки.