– Знаешь, а ведь Ульяну я не видел с того самого дня, как самолет не долетел. Перед этим, главное, они тут все трое собрались. Песни до утра голосили. Музыкантши хреновы, прости господи! – он с укором глянул на дверь Грушевых. – Это бабка их, упокой, господи, ее грешную душу, все петь учила. В музыкалку ходили строем, то есть втроем. Пели на три голоса. А мне хоть вешайся.
– Плохо пели?
– Почему плохо? Отменно пели. Но часто и подолгу. А потом все стихло. Как вышли отсюда все трое с чемоданами, так и все… Никого из них я больше не видел. Я с работы как раз возвращался, а они стоят на площадке. У всех одинаковые чемоданы: желтые. Эти две одеты одинаково. Вера иначе. Привет, говорю, двое из ларца одинаковы с лица. И ты, поскребыш, привет.
– Поскребыш? Почему так? – не поняла Маша. – И почему двое из ларца?
– Верку мать на старости лет уж родила. За пятьдесят ей было. Муж не дожил до родов, от инфаркта скончался. А мать недолго прожила без него. Бабка их поднимала. Потому и поскребыш, последнего на старости лет наскребли. – Он терпеливо объяснял, без конца шмыгая носом.
– А двое из ларца одинаковы с лица?
– Вот ты бестолковая какая! – Он перестал почесывать подмышки, уронил руки и ударил себя по тощим ляжкам. – Так близнецами они были: Валя и Ульяна. Не отличить ни за что! Одно лицо просто. И неразлучны были, дружны. Вот без сестер теперь и Ульяна тут не появляется. Муж Валин квартиру проверяет раз в неделю, а ее нету. С того дня и не видал ни разу. Как пропала…
В музыкальной школе, где работала до своего исчезновения Ульяна, ничего толком рассказать не смогли.
– Работала. Потом уволилась. И уехала, по слухам, – равнодушно дергала плечами секретарша, отвечавшая и за работу с персоналом. – Я лично оформляла ее увольнение.
– И лично в руки отдавали ей трудовую книжку?
– Женщина, вы в каком веке живете? – изумленно выгнула брови дугой девушка. – Сейчас все в электронном виде. И трудовые книжки тоже.
– По желанию, – напомнила Маша, подняв указательный пальчик.
– Она и пожелала. Одной из первых заявление написала. Ульяна Ивановна очень прогрессивный человек в этом плане. – Девушка вошла в программу, нашла список уволенных сотрудников, зачитала Маше номер приказа и число. – Грушева позвонила мне. Плакала, конечно, сильно. Попросила все сделать быстро. Я сделала. Расчетные перечислили ей на карту. Все.
– Как же мне ее найти? – сокрушенно всплеснула руками Маша. – Жаль, выплата пропадет.
– Еще одна выплата? – изумилась девушка, пристраивая мягкий подбородок на кулачке. – Надо же! Платили, платили, и снова выплата. На этот раз за что?
– Все за то же. Только за Веру теперь. За Валентину муж получил, а за Веру…
– Так, стоп! Чего вы мне тут голову морочите? – красиво подведенные глаза девушки широко раскрылись. – За Веру муж Валин получал. По доверенности от Ульяны. У меня люди знакомые работают в банке. Они и сказали, что адресно он получал компенсацию за гибель Веры.
– Как такое возможно? – нахмурилась Маша.
– По доверенности. Ульяна в депрессии, вот и оформила на него. Так что к нему обратитесь. Может, доверенность до сих пор действует и он про Ульяну что-то знает? Они все очень дружны были.
Маша поблагодарила ее и пошла к двери, но вдруг остановилась, глянула вопросительно.
– Скажите, а они в самом деле были так похожи: Валя и Ульяна? Сосед утверждает, что не отличить.
– Очень. Очень были похожи. Даже привычки одни и те же у них были, – с печалью глянула девушка. – Только одно «но». Один дефект, который они ото всех скрывали.
– Какой же?
– У Ульяны Ивановны были глаза разного цвета. Левый голубой, такой же, как у сестры. А правый серый. И чтобы скрыть это, она носила линзу на правом глазу. Я однажды увидела. Она так смутилась. Просила никому не рассказывать. Я и не рассказывала. Но теперь кому это нужно? Она уехала далеко и надолго. Может, навсегда…
– Маша, по-моему, ты вытащила какую-то пустышку, – недовольно сморщил физиономию ее супруг, когда они заехали в придорожное кафе перекусить. – Столько метаний, потерянного времени, а все ради чего?
Маша сосредоточенно ковырялась в тарелке с салатом и думала. На выпады мужа она не реагировала. В конце концов, каждый имеет право на собственное мнение и его высказывание. Он как раз этим сейчас и занимается. И пусть себе! Главное, что аппетита не растерял. Невзирая на недовольство собственной супругой, и борщ съел, и порцию пельменей, и на ее салат поглядывает.
– Десерт хочешь? – спросила она, никак не отреагировав на его риторический вопрос.
– Десерт?
Илья оглянулся на барную стойку с витриной. Пирожных было выставлено с дюжину.
– Пожалуй, да. И кофе, или чай… Нет, лучше кофе.
Он подозвал официантку и сделал дополнительный заказ. Но нудить не перестал.
– Выяснила ты, что Ульяна уехала, и дальше что?
– Куда она уехала? Почему о ней год никто ничего не слышал? Она пишет доверенность на мужа своей сестры на получение компенсации и… Почему она это сделала? Там же платили приличные деньги, Илья!
– Об этом надо спросить у нее, – заметил он резонно и с улыбкой пододвинул к себе блюдце с пирожным.