Конец империи

Кал’гата, сэр Танжери, пронзительно свистнул, нарушив долгое молчание, которое повисло в комнате, пока он обдумывал слова сэра Эку. Свист означал удивление и заинтересованность.

— Я понимаю, — заговорило существо, — почему вы так тщательно подбирали слова. Ведь то, что вы сказали, очень легко неправильно понять. Вашу речь можно расценить как очень тонкую попытку выяснить, испытывают ли кал’гаты недовольство Империей в том виде, в каком она возродилась после возвращения Императора.

— К счастью, — подхватил Эку, — я знал, что обращаюсь, к существу, наделенному высокоразвитым интеллектом, поэтому и не боялся быть неправильно понятым.

Танжери снова свистнул, а Эку помахал в воздухе усиками, показывая собеседнику, что он в восторге от изысканного обмена репликами, продолжавшегося вот уже два земных часа. Эку иногда жалел, что все занятия, которые стимулировали его интеллект — исторический анализ или любимая игра людей го, — наводили на Танжери такую скуку, что его черно-белый мех вставал дыбом; а любимые занятия Танжери — сложнейшие топологические уравнения и создание карт Вселенной, содержащих дополнительное, искусственное восьмое или девятое измерение, — Эку рассматривал как интеллектуальную мастурбацию.

Общий интерес у них был один — тонкости дипломатических приемов. Однако каждый из них знал, что на самом деле это всего лишь дружеская беседа: в «настоящем» соревновании никакой борьбы не будет.

Причина, по которой Империя предпочитала дипломатов манаби, заключалась в их пацифизме и неизменном нейтралитете. Увидев выгоду для своего народа в том, чтобы принять чью‑нибудь сторону, кал’гаты, ни секунды не сомневаясь, именно так и поступали, даже если при этом приходилось пролить моря крови.

— Если я правильно понял то, что вы сказали некоторое время назад, — продолжал Танжери, — был упомянут человек по имени Стэн. Кроме того, мне кажется, вы считаете, будто его легкомысленный и бесполезный жест, заключающийся в размахивании интимными частями тела перед носом Императора, имел самые серьезные цели.

— Вы почти правильно поняли то, что я сказал, — проговорил сэр Эку. — Прошу вас, продолжайте.

— Очень романтично. Одно существо против целой Империи. На первый взгляд создается именно такое впечатление. А знаете, я произвел собственный анализ данных, которые вы любезно послали мне по секретным каналам. Я имею в виду данные об описываемой вами забавной ситуации, в которой, с вашей точки зрения, Империя сама себя губит. Вы обладаете редким талантом синтезировать вымысел.

Оба знали, что самоубийственное падение Империи вовсе не вымысел.

— Как я уже говорил, воспользовавшись вашими данными, я сделал кое‑какие выводы. Исключительно в духе интеллектуальных упражнений, которые создали вы. Если хотите, я представлю на ваш суд один отрывок. Коротко скажу только, что при определенных условиях, естественно указанных мной, одно существо — вроде человека, который находится в данный момент вне закона, — вполне в состоянии поколебать устои целой Империи. Если Империя не сумеет ответить правильно на этот небольшой кризис, можно предположить, что возникнет более серьезная ситуация, которая охватит большую территорию. Далее последуют колебания, и если они будут продолжаться некоторое время, вся система может зайти в тупик или — при достаточно благоприятных обстоятельствах — будет полностью разрушена. Очень интересно.

Танжери замолчал и принялся поглаживать щупальцем длинные лицевые сенсоры, а потом уселся на хвост — толстый, мохнатый, черно-белый трипод. В таком положении при необходимости он мог просидеть несколько часов, а то и целые дни.

— Действительно, любопытно, — согласился Эку. — И я бы с удовольствием изучил ваши выкладки. Исключительно ради интеллектуального развлечения, конечно. Но вы упомянули еще кое о чем — возможно, я неправильно вас понял.

— Приношу вам мои искренние извинения. Я становлюсь старше и начинаю страдать многословием, а иногда в моих речах даже появляются неточности.

— Нет, — возразил Эку. — Вы высказались совершенно четко. Просто меня заинтересовало, что именно вы имели в виду под «определенными условиями».

— Тут речь может идти сразу о нескольких факторах, — хладнокровно ответил Танжери. — Самым замечательным из них является вопрос о том, сумел ли заключить вышеупомянутый Стэн тайный союз с некой расой, которая, когда дело доходит до большой политики, обычно сохраняет или по крайней мере пытается сохранять нейтралитет.

— Что? — переспросил Эку. Неужели Танжери хочет удостовериться в том, что манаби приняли сторону Стэна? Нет. Вряд ли он будет гордиться собой, если сумеет установить то, что и так очевидно — Эку разве что не поднял флаг с боевыми цветами Стэна над своими бастионами.

— Да. А еще я представил себе другую многочисленную расу. Довольно воинственную.

Сэр Эку молча парил в воздухе.

— Раса, которая сохраняла верность Императору во время таанской войны, но при Тайном Совете придерживалась холодного нейтралитета.

Вот оно! Именно за этим сэр Эку и предпринял такое далекое и опасное путешествие.