Сейчас ее сын чем-то расстроен — он ворочается, словно не в силах найти удобную позу. Свет его перемежается крупицами тьмы. Лея сосредоточивается, и стены комнаты исчезают. Все становится белым, а затем черным, и она оказывается в спокойной умиротворяющей пустоте.
Вместе с ней, перестав ворочаться, успокаивается и ее сын…
А потом у него начинается икота.
«Ик. Ик. Ик».
Лея вздыхает, возвращаясь к реальности, но ее разбирает смех от щекочущей икоты, как будто внутри нее пенятся крошечные пузырьки, — она впервые ощущает нечто подобное.
«Мой сын жив. Впереди светлое будущее».
Светлое будущее, однако, отбрасывает мрачные тени, и на горизонте снова маячит война. Нет, не новая война — та же, на которой они сражаются все это время. Война, начавшаяся с восстания и вскоре переросшая в настоящее сражение между Империей и Республикой. Лея надеется, что теперь с этим будет покончено. Да, будущее обнадеживает, но только если все пойдет хорошо. Только если обжигающее пламя обратит Империю в пепел.
Вскоре возвращается Хан. Он в двух словах рассказывает, что случилось на Накадии, но ей этого вполне достаточно, чтобы понять — он со всем справился как надо.
— Что у тебя отлично получается, — говорит Лея, вставая ему навстречу, — так это делать все как надо.
Она целует мужа в щеку, повергая его в страшное смущение.
— Вопрос с Джакку решен, — сообщает он.
— Знаю.
— Битва предстоит нешуточная. Может плохо кончиться.
— И это знаю.
Хан покусывает губу.
— Странное чувство, да?
— В смысле — что мы не там?
— Угу. Ты, я, Люк, Чуи, «Сокол». Те два ходячих говорящих мусорных бака. Странно, что мы в этом не участвуем.
— Нас ждет свое собственное приключение. — Она поглаживает живот.
— Конец эпохи, — вздыхает он.
— И начало новой.
Младенец снова ворочается внутри ее, явно встревоженный чем-то, чего его мать не в силах ощутить и понять.
«Грядет война».
И хочется надеяться, что вскоре она закончится. Синджира не особо волнуют превратности войны — он убеждает себя, что ему все равно, победит или выиграет Новая Республика, хотя подсознательно он ждет поражения Империи, которой когда-то служил. Война нужна ему скорее потому, что, как он опасается, без нее он больше никогда не увидит Джес и Hoppy.
— Ой! — морщится Кондер. — Ты опять не смотришь, что делаешь.
— Я внимателен как никогда, — отвечает Синджир, засовывая в нос Кондеру маленький комок впитывающего волокна. Хакер морщится и отстраняется.
— Твои мысли мечутся туда-сюда, будто мальчишка в игрушечном магазине.
— Что ж, ладно, — пожимает плечами Синджир. — Может быть. Извини. Я больше привык причинять боль, чем избавлять от нее. — Он запихивает другой комочек ткани во вторую ноздрю.
Соло снова привез их на Чандрилу. У них была мысль ненадолго задержаться на Накадии, но Кондер заявил, что по сравнению с этой деревенской планетой Чандрила выглядит точно Корусант. «Кругом одни поля», — заметил он, и Синджир не мог с ним не согласиться.
Синджир обрабатывает израненное лицо хакера. Бакта, марля, волокнистая ткань и старые добрые иголка с ниткой. Самым серьезным оказался удар, который Кондер получил последним, — тот самый, что они слышали по комлинку.
— Должен в очередной раз тебя похвалить, — говорит Синджир. — Передатчик в зубе? Гениально. А я о нем даже не знал.
Именно так Кондер передавал им информацию, с помощью языка переключившись на канал их комлинков. Передача закончилась, когда тот громила-герглик врезал пленнику по лицу.
— У каждого есть свои тайны.
— Только не у меня. У меня нет никаких тайн. Я с ними покончил.
— Что-то не верится, Син.
В глазах Кондера вспыхивает озорной огонек. Синджир восхищается им — его энергией, его способностями. После того как они вытащили товарища со склада, команде пришлось действовать быстро, — к счастью, как они и подозревали, бандиты «Черного солнца» и «Красного ключа» подключились к инфопланшетам пяти сенаторов. Линия, однако, была зашифрована, вот тут-то и потребовались услуги Кондера. Хакер взломал алгоритмы, словно разрезав ножом связку лент. Всего за несколько минут Кондер — побитый, с трудом соображающий, весь в собственной крови — получил доступ к сенаторским инфопланшетам.
На которые они передали соответствующие сообщения.
Сперва у Синджира возникла мысль пригрозить им, но он тут же понял, что угроза вызывает страх, а страх заставляет действовать вполне определенным образом. Одно дело, когда кто-то привязан к стулу, — тогда можно контролировать страх, используя его как оружие. Но сенаторы были на свободе, и они могли поступить совершенно непредсказуемо — сдаться, пуститься в бега или даже проголосовать так, как требовали криминальные организации, в надежде на спасение.