Я не добился встречи в самом LAPD — департамент коммуникации (неудачное название) принудил к молчанию офицера, который был готов со мной пообщаться. Поэтому мне пришлось стать адвокатом дьявола. Это не понравилось Дженни. Она строго напомнила мне, что их проект ставит «аболиционистскую» цель, а именно уничтожение полиции. Воспользовавшись этим напряженным моментом, Акил взялся излагать планетарные перспективы деятельности Коалиции, втирая мне про французский Алжир и судьбу Палестины. Я потерялся в этом концептуальном винегрете из борьбы со структурным расизмом, господством белой расы, неоколониализмом, эхом 11 сентября и пособничеством академиков. Питер, молодой компьютерщик, бросивший профессию, чтобы стать активистом по борьбе со слежкой, заявил, что ИИ — угнетатель по самой своей природе, потому что сбор данных вводит асимметрию в отношения со властью. А кстати, разве не военные придумали ИИ?
Я почти три часа просидел в этой тесной комнате, где кипели умы. Эти туманные теории заговора в конце концов привели к неразличимости между американским правовым государством со всеми его недостатками и худшими диктатурами. В частности, я сделал вывод, что сопротивление надзору и
Воля к отключению от сети — форма современного отшельничества, привлекающая несогласных самого радикального толка. Сколь бы здравой она ни была с индивидуальной точки зрения, ей никогда не стать моделью общества.
Поэтому нужно искать пути примирения свободного волителя и ИИ, а именно способы усиления первого за счет второго. В теоретическом плане правильный путь мне указала встреча с Матье Рикаром. Буддистский монах, практикующий медитацию, специалист в области молекулярной генетики, хорошо осведомленный о современных нейроисследованиях, Рикар показался мне идеальным собеседником. Я не остался разочарован: наша беседа в осеннем тумане в замке в Бордо, хотя и была очень короткой, дала мне ключ к тому, что я искал вот уже несколько месяцев. Его концепция ответственности близка к представлениям Деннета: главная особенность свободного действия не в том, что оно порывает с порядком вещей, а в том, что к нему приводит непрерывность нашей личной истории. «Мгновенный, автоматический выбор — результат целой жизни с принятыми в ней решениями», — говорит Рикар. Неважно, что, когда мы решаем броситься в море, чтобы спасти тонущего ребенка, на нас воздействуют биохимические механизмы нашего мозга. Неважно, что наше решение оформляется в сознании через доли секунды после его принятия: к такому результату приводит вся совокупность миллионов осознанных решений, принятых в течение нашей жизни. Эти осознанные решения и отражают нашу истинную личность. Именно потому, что однажды я принял сознательное решение помочь слепому в метро, или потому, что ночи напролет ухаживал за больным ребенком, много лет спустя я смог прыгнуть в воду не раздумывая. Как пишет Матье Рикар: «Спонтанная, инстинктивная мораль — проявление самых глубоких наших достоинств или недостатков»[194]
. Эта мораль, далекая от простого рационального или эмоционального расчета, вырабатывается и тренируется, как мускул.Когда речь заходит об ИИ, Матье Рикар не видит никаких проблем в том, чтобы поручить машине принятие решений в повседневной жизни на основе нашего собственного глубокого выбора. Он не против того, чтобы ему в мозг вживили Википедию, если это позволит ему быстрее получать доступ к знаниям. Он принимает
Вот что радикально меняет термины дискуссии. Уже не