Читаем Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде полностью

В конце лета 1932 года «Время» вновь вынуждено было отвечать на претензию Государственного издательства издавать Роллана: ГИХЛ сообщил «Времени» о своем решительном желании напечатать отдельными изданиями «Жан-Кристофа» и «Очарованную душу», «независимо от издания вами в полном собрании сочинений», и потребовал выслать «для ознакомления» копию договора «Времени» с Ролланом (письмо ГИХЛ «Времени» от 13 сентября 1932 г.). Протестуя, «Время» прибегло к той же аргументации, что и в более ранних конфликтах с госиздательством, апеллируя к договору с Ролланом («согласно договору с Роменом Ролланом, он предоставил нам „ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ право издания и переиздания на русском языке всех его сочинений“ и до истечения срока действия договора „НЕ РАЗРЕШАЕТ“ другого издания своих сочинений на русском языке»), к распоряжению Главлита, к «исключительному общественному значению» издания, весь гонорар от которого Роллан пожертвовал «на культурно-просветительные нужды СССР» (письмо «Времени» в ГИХЛ от 15 сентября

1932 г.). Кроме того, как и прежде, «Время» обратилось за поддержкой в Главлит (см. письмо «Времени» в Главлит от 15 сентября 1932 г.). Однако на этот раз государственное издательство сделало Роллану новое, соблазнившее его предложение: если в случае с музыкологическими и публицистическими работами государственное издательство не сулило Роллану тиражей, превышавших тиражи «Времени» («История оперы» была выпущена Музгизом тиражом в 3000 экземпляров, публицистические статьи ГИХЛ предлагал издать тиражом в 5000 — см. недат. письмо ГИХЛ «Времени», штамп о получении 27 декабря 1931 г.), то теперь Н. Н. Накоряков, глава ГИХЛ, предложил Роллану издать его произведения «большим тиражом для широких народных масс», причем утверждал, что именно по этой причине «Издательство „Время“ не воспротивится этой публикации, пока ваш договор с этой фирмой остается в силе», и заранее просил Роллана «по окончании действия вашего договора с Издательством „Время“, срок которого приближается, заключить договор с нашим издательством, чтобы дать нам возможность бесперебойно продолжать выпуск в СССР ваших произведений на русском языке» (письмо Накорякова Роллану от 15 декабря 1932 г.). Роллан с его амбицией «учить, будить, поднимать, вести народ» (письмо Роллана Пертцику от 16 января 1929 г.), конечно, хотел, чтобы его произведения были доступны для «широких народных масс», и солидаризовался с государственным издательством:

<…> я, так же как и Вы, желал бы, чтобы мои произведения распространялись среди более широкого круга публики, чем тот, который доступен Издательству «Время». Некоторые из моих друзей, возвращающиеся из СССР или живущие там, выразили мне сожаление, что тираж их ограничен, а цена слишком высока. Я хотел бы таким образом, чтобы Вы нашли почву для соглашения с «Временем», которым я лично вполне доволен. Само собой разумеется, что я остаюсь верен договору, заключенному со мной этой фирмой. Но не был ли бы возможен одновременный выпуск одного «роскошного» (или «полу-роскошного») издания, как издание «Времени», и другого народного, выпускаемого Вами?

Письмо Роллана Накорякову от 26 декабря 1932 г.

Не только ГИХЛ, но и сам Роллан, проделавший «путь к революции», стал тяготиться тем, что такой решительный «друг Советского Союза» связан договором не с государственным, а с кооперативным издательством[765]. «Время», ввиду чрезвычайной важности для него этого вопроса, обсудило его на правлении 9 января 1933 года и отправило Роллану подробную мотивировку своих возражений госиздательству. Впрочем, как видно сейчас, предложения и предположения ГИХЛ не могли быть опровергнуты «нормальными» фактографическими доказательствами «Времени», поскольку исходили из логики совершенно новой ситуации, вскоре окончательно оформившейся, где государственное издательство было уже абсолютным монополистом, а «Время» просто не существовало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука