Читаем Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде полностью

Иными политическими путями шло издание во «Времени» 1930-х годов современной немецкой литературы. За нее в издательстве отвечал В. А. Зоргенфрей, который за время, прошедшее с начала его сотрудничества со «Временем» в 1922 году, пережил значительную социальную метаморфозу[813]. Одну из своих последних рецензий, на роман Лили Кербер «Жизнь еврейки в новой Германии» (Kerber Lili «Eine Jüdin erlebt das neue Deutschland», 1934), Зоргенфрей закончил утверждением: «Настоящий антифашистский роман еще по-видимому не написан» (внутр. рец. от 19 января 1934 г.). Судя по тому, как объясняет Зоргенфрей свои претензии к роману Кербер, который он рассматривал параллельно с тематически близким романом Лиона Фейхтвангера «Семья Оппенгейм» (Feuchtwanger Leon «Die Geschwister Oppenheim», 1933): «фашистское действо дано почти исключительно в узком разрезе воздвигнутых им национальных гонений, и никак не характеризуется и не вскрывается его общая социальная сущность» (внутр. рец. на роман Фейхтвангера от 11 января 1934 г.), «фашизм дается не как цельная, хотя бы и внутренне-дефективная социально-политическая система, а исключительно как одна из личин антисемитизма. Тот или другой роман, будучи переведены и изданы у нас, отразили бы лишь „расовую“ агрессивность немецкого фашизма и оставили бы русского читателя в полном недоумении: какова же общесоциальная динамика Германии в связи с приходом фашистов» (внутр. рец. на роман Кербер), — он считал вполне выясненной и общеизвестной «социальную сущность» фашизма, «общесоциальную динамику Германии в связи с приходом фашистов». Вероятно, в своей уверенности он ориентировался на официальную советскую позицию 1932–1934 гг., в значительной степени сформулированную эмигрировавшими в Москву немецкими коммунистами, которая уверенно редуцировала проблематику фашизма к марксистской схеме классовой борьбы между буржуазией (уже не способной удерживать власть старыми либеральными методами правления, воздействия на сознание масс, культурными идеалами, и потому обращающейся к методам фашистским) и пролетариатом[814]. Однако эта схема оказалась слишком грубой для оценки более сложных произведений современной немецкой литературы, с чем издательство «Время» столкнулось, пытаясь издать по-русски новейшие романа Ганса Фаллады и Томаса Манна.

Роман Ганса Фаллады «Маленький человек — что же дальше?» (Fallada Hans «Kleiner Mann — was nun?», 1932) рецензировавший его Зоргенфрей воспринял в рамках почтенной традиции социально-гуманистического «человеческого документа»[815], изображающего жизнь «маленького человека, не задающегося высокими целями, не вдумывающегося в сложные человеческие отношения, „беспартийного“ до глубины души», чье маленькое счастье разрушено потерей работы в сложных экономических условиях Веймарской Германии. Книга интересна «как художественно-живой документ человеческой души и как своеобразно-скрыто поставленная социальная задача. <…> Роман заслуживает перевода. Он привлечет читателя и в качестве занимательной книги и в качестве серьезного социального документа» (внутр. рец. от 7 апреля 1933 г.). Казалось бы, «документальность» изображения мрачной социальной реальности заката Веймарской Германии в сочетании с традицией сочувствия «маленькому человеку» и остро, пусть и «скрыто», поставленной социальной проблемой должны были сделать этот роман подходящим для отечественного читателя — однако издательство было вынуждено почти год задерживать выпуск в свет поспешно выполненного в мае 1933 года совместными усилиями трех переводчиков под редакцией Зоргенфрея перевода. В декабре 1933 года книга была подписана к печати (то есть уже прошла цензуру), однако в марте 1934 года «Время» срочно запросило мнение о Фалладе МОРП — и получило исключительно неопределенный ответ: «Фалладе ничего определенного последний год неизвестно тчк пытаются выяснить у находящихся союзе немецких писателей <…>» (телеграмма московского представителя «Времени» P. M. Вайнтрауба в ленинградскую контору издательства от 8 марта 1934 г.); выступавший от имени Германского Союза революционных писателей Иоганнес Бехер высказался столь же неопределенно: «В связи с Вашим русским изданием книги Ганса Фаллады „Что же дальше?“ мы в отношении личности ее автора не имеем сообщить ничего определенного. Нам неизвестно, сделал ли он какие-нибудь заявления и в какой именно форме в пользу Гитлеровского режима. С другой стороны нам равным образом неизвестно, высказался ли он и в какой именно форме против господства „наци“. Как до, так и после Гитлеровского переворота Германский Союз Революционных писателей никаких сношений с Фалладой не имел» (русский перевод текста Бехера приложен к письму P. M. Вайнтрауба в издательство от 8 марта 1934 г.)[816].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука