Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Впрочем в этом документе критике подверглись и другие отделы. Например, Соцкому ставится на вид, что «его методы не проникают во все части организма Института». Ошибки отмечены и в работе наиболее лояльного к новым веяньям ТЕО, который обвинялся в отсутствии исследований о «воздействии на театр революционных эпох» (что было несправедливым) и о «связи театра с развитием хозяйственных форм», указывалось на его отстранение от «живых театральных организмов» (что тоже было неправдой), отмечалось, что «не уделено внимания современной драматургии и фабричному театру»[183]. Что же касается Института в целом, то «самое серьезное внимание» вышестоящие инстанции обращают на отсутствие «достаточного количества искусствоведов-марксистов»[184].

Шмит, несмотря на «исключительную гибкость» (по определению Зубова[185]), на этот раз не смог оценить серьезность положения и предусмотреть начавшейся смены политического курса по отношению к науке. В сохранившихся обширных тезисах к его отчетному докладу, сделанному в Коллегии Наркомпроса 15 февраля 1928 года[186], которые были написаны через несколько дней после указанного выше циркуляра, он в прежнем широковещательном ключе рапортует о «живой связи» научных разработок всех отделов Института «с текущею художественной жизнью города», говорит о «привлечении новых материалов» в сферу научных исследований (крестьянского и самодеятельного искусства), отмечает коллективный характер работ в кабинетах и лабораториях и т. д., иначе говоря, акцентирует те самые «задачи», которые ставились перед Институтом в предыдущие годы. Что же касается марксистского искусствоведения, то, заявляя о разработке Институтом «такой искусствоведческой системы, которая соответствовала бы нуждам Советского государства» и могла «лечь в основание советской художественной политики», он продолжает настаивать: «задача эта может быть разрешена удовлетворительно не путем механического приложения к искусствоведческому материалу общих марксистских принципов», а «лишь путем методической проработки своего специфического фактического материала в духе диалектического материализма», и подчеркивает, что на такую разработку требуется время[187]. На жесткое требование незамедлительного внедрения марксизма Шмит еще пытается возражать; впрочем, это возражение было последним.

События развиваются стремительно. Набирает оборот так называемая кампания «спецедства»[188], которая развернулась после Апрельского (1928) объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), явившегося рецидивом «Шахтинского дела». Постановления пленума об устранении «буржуазных спецов», чуждых идеалам социализма, и призыв к срочной замене их «красным пролетарским кадром» привели к массовому увольнению профессионалов из самых разных областей и институций. Новый «кадр» должен был отвечать двум требованиям: 1) иметь пролетарское происхождение, 2) соблюдать верность идеям марксизма-ленинизма.

Эта кадровая политика вылилась в лавину реорганизаций, а затем «чисток», причем все началось «сверху», с партийного аппарата и руководящих ведомств. С середины 1928 года приступили к реорганизации Наркомпроса. Уже 4 мая 1928 года на заседании Правления Института было заслушано сообщение Шмита о появлении в недрах Наркомпроса новой структуры — Главискусства, но «вопрос об оставлении ГИИИ в ведении Главнауки или же переводе его в ведение Главискусства еще не был разрешен»[189]. 8 июня 1928 года на заседании Правления «слушали информационное сообщение Новицкого о предполагаемой структуре Главискусства и о положении ГИИИ в связи с учреждением сего ведомства»[190]. 15 августа Институт был переведен под управление этой новой структуры[191].

Структура под полным названием Главное управление по делам художественной литературы и искусства специально создана для идеологического руководства и должна была заниматься исключительно «вопросами методологического и идеологического характера в области художественной деятельности», функция «организации исследовательской работы в области искусства» была факультативной[192].

Заметим, что методология Института как раз в это время начинает подвергаться нападкам прессы. Мы имеем в виду заметку театрального критика И. С. Туркельтауба в декабрьском номере журнала «Современный театр», исполненную инсинуаций, где в частности говорится, что «марксистская мысль» в ГИИИ встречает «организованный отпор со стороны реакционной части ученых искусствоведов», а также подчеркивается, что применение «в отдельных случаях» социологического метода, «едва-едва» затронувшее работы Института, не есть марксистское искусствознание, так как «социологический и марксистский методы, как известно, понятия далеко не тождественные»[193]. Так начинает складываться впоследствии многократно повторяющаяся ситуация, в которой пресса играет провокационную роль, подталкивая партийную «политику» в сторону репрессий относительно той или иной неугодной институции.