Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Под словом «реорганизация» подразумевалась также кардинальная смена руководства большинства отделений Института, смена Правления и перестройка структуры Института. Это было связано не только с «укреплением» Института марксистскими силами. «Проблема перевода научных работников Института на рельсы марксистского искусствоведения требовала в первую очередь ликвидации чисто формалистических тенденций <…>, прочно водворившихся на Отделах ИЗО и ЛИТО», — писал в указанном отчете Шмит. И здесь же констатировал замену руководителей этих отделов: Вальдгауера (специалиста по античному искусству, теперь не востребованному, под горячую руку затесавшегося в формалисты) сменил тот же Исаков, а бессменного руководителя словесного отделения Жирмунского — все тот же Назаренко. В ЛИТО был также смещен многолетний ученый секретарь Б. В. Казанский и на его место посажен Камегулов, остававшийся при этом также секретарем Соцкома. Совмещение коммунистами руководящих должностей явно указывало на дефицит «кадров».

16 апреля 1929 года в ГИИИ приходит циркуляр из РАНИОН, адресованный председателям ИЗО (Исакову) и ЛИТО (Назаренко), со следующими директивами: 1) темы этих отделов должны быть «науч-но-актуальными и связанными с соц. строительством»[208], 2) «основные кадры» — «сосредоточиться на коллективной работе»[209], 3) в издательском плане «значительно увеличить количество марксистских работ», 4) произвести «пересмотр кадров и укрепление марксистов в работах»[210]. 19 апреля появляется постановление нового Правлении ГИИИ, где, следуя циркулярам свыше, от сотрудников требуется «повышение трудовой дисциплины», т. е. для штатных сотрудников в зависимости от категории нормируется количество рабочих часов в день и количество печатных листов в год[211]. Практикуемое до наших дней в научных учреждениях нелепое планирование научной работы в печатных листах, таким образом, является рудиментом этой эпохи.

Меняется и состав Правления. 8 марта 1929 года Жирмунский и Вальдгауер были исключены из него[212]. В Правление вошли новые председатели отделов: С. К. Исаков и Б. П. Обнорский. Таким образом, кроме Шмита, здесь теперь состояли два законопослушных руководителя из старой «гвардии» — Гвоздев и Асафьев и три партийца — Назаренко, Обнорский и Исаков. Был также заменен Ученый секретарь Института: место А. В. Финагина занял более сервильный С. С. Мокульский, а Финагин переведен на должность секретаря библиографического отдела. Кроме того, Главискусство ввело в штат Института должность замдиректора, которая не была предусмотрена Уставом Института. 3 апреля 1929 года новое послушное Правление назначает на эту должность Назаренко, который наконец-то официально становится вторым лицом в Институте. Существенно отметить распределение функций между директором и замдиректора, закрепленное на этом же заседании: «Директору принадлежит общее руководство, направление и ответственность за деятельностью ГИИИ», а на замдиректора «возлагается руководство административно-организационной и хозяйственной частью Института, а также ведение секретной переписки ГИИИ»[213]. Иначе говоря, Шмит оказался фактически не у дел, он нес «ответственность» за деятельность замдиректора, у которого были все организационно-административные рычаги управления.

Надо заметить, что, за исключением Назаренко, новые сотрудники-коммунисты задерживались на постах в академическом Институте недолго: для них это была бесперспективная и мало оплачиваемая работа. О том, что партийцы не слишком охотно шли в Институт, неоднократно писал Шмит, в частности в том же самом отчетном докладе от 24 мая 1929 года[214]. В сентябре 1929 года Цырлин отказался от должности секретаря Комитета современной литературы и был заменен Ц. С. Вольпе. 18 декабря 1929 года на заседании Правления Камегулов попросил освободить его от секретарства в ЛИТО и Соц-коме; вместо него секретарем ЛИТО был назначен С. А. Малахов[215], тот самый, за которым в памяти мемуаристов закрепилась репутация главного погромщика Института. В 1930 году Горбачев перешел на работу в Пушкинский Дом[216], и через некоторое время сектор Современной литературы возглавил М. К. Добрынин[217].

Вторая часть реорганизации сводилась к некоторой структурной перестройке. Первой отпавшей частью ГИИИ стало издательство «Academia», которое в конце 1928 года по распоряжению того же Главискусства ушло из-под юрисдикции Института[218]. Этим объясняется, что издательский план на 1928/1929 год не был выполнен, а вышедшие в 1929 году книги, набранные по старому плану, не отражали существенных идеологических перемен[219]. Насильственный отрыв издательства от Института был первой серьезной его потерей.