Конец истории и последний человек

Мирное поведение демократий предполагает далее, что Соединенные Штаты и другие демократические страны имеют долговременные интересы по сохранению сферы демократии в мире и ее распространению туда, куда это возможно и позволяется расчетом. То есть раз демократии не воюют друг с другом, то постоянное расширение постисторического мира будет более мирным и успешным. Тот факт, что коммунизм в Восточной Европе и Советском Союзе пал, а непосредственная военная УГроза со стороны Варшавского договора практически испарилась, не должен делать нас безразличными к тому, кто станет наследником восточно-европейского коммунизма. Потому что в долгосрочной перспективе главной гарантией Запада от возрождения угрозы из этой части мира, или, например, из воссоединенной Германии, или от экономически доминирующей Японии будет процветание в этих странах либеральной демократии.

Необходимость, чтобы демократические страны вместе распространяли демократию и мир между народами, — идея почти такая же старая, как сам либерализм. Задачи дня международной лиги демократии, где правит закон, были сформулированы Иммануилом Кантом в его знаменитой статье "Вечный мир", а также "Идее всеобщей истории". Кант утверждал, что преимущества, полученные человеком при переходе от естественного состояния к гражданскому обществу, во многом сводятся на нет состоянием войны, преобладающим между государствами: "Использование друг против друга всех сил общества для вооружения, вызываемые войной опустошения, еще в большей степени — необходимость быть всегда к ней готовым, [все это] препятствует полному развитию природы человека".[432] Работы Канта по международным отношениям впоследствии стали интеллектуальной основой современного либерального интернационализма. Кантианская лига вдохновила американские попытки основать Лигу Наций, а впоследствии — ООН. Как отмечалось выше, послевоенный реализм во многих отношениях явился антидотом этой струе либерального интернационализма, утверждая, что истинное решение проблемы международной напряженности лежит не столько в международном праве, сколько в балансе сил.

Сокрушительная неудача попыток Лиги Наций и ООН обеспечить коллективную безопасность сперва от угроз Муссолини, Японии и Гитлера, а потом от советского экспансионизма привела к общей дискредитации кантианского интернационализма и международного права вообще. Но чего многие не поняли — это что фактическое воплощение идеи Канта имело серьезные дефекты из-за того, что не следовало собственным предписаниям Канта.[433] Кантовская "Первая дефинитивная статья" для вечного мира утверждает, что государства, образующие международную систему, должны быть республиками, то есть либеральными демократиями.[434] "Вторая дефинитивная статья" утверждает, что "международное право должно быть основано на федерализме свободных государств",[435] то есть государств с республиканскими конституциями. Кантовские доводы прямолинейны: государства, основанные на республиканских принципах, вряд ли будут воевать друг с другом, поскольку самоуправляемые народы с большей неохотой пойдут на издержки войны, чем деспотические режимы, а международная федерация, чтобы она была действенной, должна иметь общие либеральные принципы права. Международное право — это всего лишь внутренний закон, переписанный в большем масштабе.

Организация Объединенных Наций не выполнила этих условий с самого начала. Хартия Объединенных Наций вообще опустила все упоминания о "свободных нациях" ради более слабого принципа "суверенного равенства всех ее членов".[436] Иначе говоря, членство в Объединенных Нациях было открыто любому государству, подходящему под определенные минимальные критерии суверенности, независимо от того, народная это суверенность или нет. И сталинский Советский Союз был с самого начала членом-основателем организации, с постоянным местом в Совете Безопасности и правом пето на резолюции этого органа. После деколонизации Генеральная Ассамблея наполнилась кучей стран третьего мира, имевших мало общего с кантовскими либеральными принципами, и эти страны обрели в лице ООН удобный инструмент для проталкивания нелиберальных политических решений. Предварительного консенсуса о справедливых принципах политического устройства или природе прав не было, и потому неудивительно, что ООН ничего не смогла добиться реально важного в критическом вопросе коллективной безопасности за все время своего существования. Неудивительно также, что американский народ всегда глядел на ООН с большим подозрением. Ее предшественница, Лига Наций, была несколько более однородной по политическому характеру своих членов, хотя после 1933 года туда вошел Советский Союз. Но ее способность проводить в жизнь принципы коллективной безопасности решительно ослаблялась тем, что два важных игрока системы государств — Япония и Германия — не были демократическими и не желали играть по правилам Лиги.