Конец кровавого дьявола

– О, ребятки! Дело было вечером, делать было нечего… Пошли с ребятами в пивной бар, где я познакомился со смазливой телкой Мариной. Угостил ее, проводил до общежития. Узнав номер ее комнаты, проник туда через балкон. Обвинили меня в покушении на изнасилование с угрозой на убийство. Мой адвокат доказал на суде, что я не имел намерения ее насиловать, о чем свидетельствует отсутствие на ней телесных повреждений. Кроме того одежда Марины была цела и невредима. Более того, никто не мешал ей позвать на помощь соседей – жильцов общежития. Народный суд переквалифицировал предъявленное обвинение с части II статьи 117 на часть II 206 статьи УК РСФСР, как злостное хулиганство. Содержание приговора можно смело публиковать в сатирическом журнале, читатели смеялись бы до упада! Там было указано, что я, Муратов Хаджа, находясь в нетрезвом состоянии, неустановленным путем тайно проник в женское общежитие без соответствующего на то разрешения, ворвался в комнату, где проживала Карпенко Марина, беспричинно, исключительно из хулиганских побуждений, проявив неуважение к обществу и пренебрежению к общепринятым нормам морали, нравственности, допустив крайнюю наглость, бесстыдство, в изощренных формах издевался над потерпевшей: целуя ее – без разрешения – губы, лицо, шею, даже попытался поцеловать грудь…, нагло хватал потерпевшую за неположенные места – выше пояса, ниже пояса при этом грубо выражался нецензурными словами полового значения…

16

Как-то ночью Лехе приснился сон. Непонятный темный и длинный коридор, женские крики, суматоха. Его тащит куда-то толпа, становится все светлее и все отчетливее Леха начинает различать знакомые лица женщин. Ба, да это все семеро! Те, которых он убил и съел. Он постепенно понимает, что женщины кричат на него и тащат его куда-то, чтобы что-то с ним сделать. Он пробует вырваться, но не тут-то было. Его вытаскивают наружу, вокруг пустырь и длинная белая стена, гладкая и высокая. Не убежать, ни скрыться. Женщины начали срывать с него одежду, хватать за волосы, сбили его наземь и стали пинать ногами. Мелькнули разъяренные лица. Он узнавал их. Вот Катя. Вот Надежда. А Лида Федорова старается больше всех. Он пытается закрыть лицо руками, но не может. Вдруг Валя Еликова – кто бы подумал! – самая кроткая и слабая, вытаскивает огромные клещи и, разрывая губы, лезет Лехе в рот. Заскрипели, закрошились зубы, дикая боль пронзила его, он закричал.

И тут же проснулся в холодном поту. Нестерпимо болел зуб. Словно и правда постаралась Валя Еликова со своими клещами. Морщась от боли, Суклетин пробормотал:

– А-а… С того света навестить пришли, да? Ну я еще не тороплюсь, мне и здесь хорошо. Ну а когда там свидимся, я вам такое устрою, сучьи дочери!

Утром его повели в зубной кабинет. Молодая врачиха все сделала быстро – вонзила шприц, взяла клещи, примерилась, дернула… И жизнь сразу показалась Лехе прекрасной. Он подмигнул врачихе:

– Хороша ты, девка, так и хочется съесть!

– Ты тоже людоед, дядя? А то слышала, тут в изоляторе уже сидит один, из Васильево. – У врачихи было, видно, хорошее настроение и она улыбалась.

– Я и есть тот людоед. Людоед всея татарской! – широко улыбнулся Суклетин, и вдруг, выпучив глаза, растопырил пальцы, оскалился и зарычал:

– И тебя сейчас съем! Горло перегрызу, пока все зубы не вырвали!

– А-ах! – взвизгнула врачиха и выронила из рук пинцет. Лицо ее позеленело и она соскочила со своего стула.

Суклетин встал, взял со столика только что вырванный зуб, и, удовлетворенно хмыкнув, покинул кабинет.

Настроение у Лехи было довольно веселое. Хотелось еще над кем-нибудь поиздеваться. А-а, салага, сокамерник! А вдруг удастся его опетушить?!

Парнишку звали Сибгат. Был он из какого-то райцентра. Леха вразвалочку подошел к Сибгату, вытащил из кармана вырванный зуб:

– Эй ты, шелуха деревенская! Вот этим зубом я слопал восемнадцать человек. Продаю его тебе условно за миллион. Ты мне гони водку, чай, сигареты. Так и быть, беру их по 20 тысяч! А не отдашь должков – натурой рассчитаешься. Ты как насчет этого, а?.. – Леха хотел было похлопать Сибгата по бедру, но тот отмахнулся:

– Да пошел ты!

– Ну че ломаешься, как девчонка?! Не ясно что ли, что перед тобой людоед? Будешь ломаться – высосу всю кровь из тебя. Я тут главный, ясно? – Леха свирепо оскалился и снова протянул руку к Сибгату.

Удар в челюсть был ошеломляюще мощен.

– Хоть ты, пидер, и людоед, я тебя укокошу! – страшно ругаясь и тяжело дыша, Сибгат стоял над валяющимся Лехой, и на шее у него вздувалась вена.

Один из сокамерников, тщедушный старикашка, хихикнул:

– Эй, Аллигатор, Сибгатка-то у нас чемпион по боксу!

– А, сука, че не сказал, я же не знал, – пробормотал Леха, выплевывая кусочек обломанного зуба.

– А ты, нехристь, неужто людей жрал? – старикашка перекрестился, с ужасом и сожалением глядя на Леху.

– Жрал! – сказал Суклетин. – И боженьку твоего сожру на том свете, если надо будет! Да! Я пил их кровь, я жарил их сердца, мозги и печенки!

– Я задушу тебя, падла, Аллах мне простит. Своими руками тебя задушу! – глаза у Сибгата покраснели и он сжал кулаки.