Надо было что-то немедленно предпринять. Но что? Главные силы 59-й кавалерийской дивизии могли подойти к Жэхэ лишь через час-два. Вот, если бы можно было упредить полковника Никамуру и не дать ему поднять по тревоге дивизию. Но как это сделать? Послать в город парламентеров? Нет! Ведь продолжает же фанатично драться гарнизон Хайларского укрепрайона в полосе наступления 36-й армии. А Калганский укрепрайон?.. Я невольно взглянул на часы: вот уже два часа длится штурм укреплений перед Великой китайской стеной. Кто может дать гарантию, что приведенный в боевую готовность гарнизон Жэхэ не проявит такого же безрассудства и не вступит в яростную борьбу с нами?
А что если самому заявиться в штаб японского гарнизона и продиктовать условия капитуляции? Ведь именно во время наших переговоров Никамуре доложат о том, что дороги на Пекин и к морю перерезаны, что с запада к городу подошли крупные силы советских войск. Об этом мы могли позаботиться и сами. Ведь у нас под руками в плену целое подразделение вражеских солдат. Мне казалось, что это, пожалуй, наиболее верный путь принудить Никамуру к капитуляции.
Офицерам связи были отданы необходимые распоряжения, и мы двинулись в город. Теперь многое зависело от того, насколько быстро, без задержек проскочим к штабу.
Несколько наших автомашин плотной колонной, на большой скорости пронеслись мимо монастыря. Слева замелькали редкие улицы с огородами, на которых уже виднелись согнутые черные спины землеробов. Под колеса остервенело бросались собаки. Прохожие удивленно таращили глаза. Кто-то, испугавшись, спешил скрыться во дворе, кто-то, разобравшись, в чем дело, приветливо махал руками. При въезде на одну из центральных улиц я увидел впереди японский патруль.
— Возле них остановись.
— Может, не надо? — буркнул мне в ответ сержант Король, — но, не получив ответа, повторил приказ — Есть остановиться,
Почти не сбавляя скорости, шофер выключил сцепление и нажал на тормозную педаль. Машина с диким визгом остановилась. Другие автомобили остановились так, что перекрыли улицу. Сообразив, в чем дело, японцы опешили. Капитан Семенидо с переводчиком подбежал к ним и потащил в машину, объясняя на ходу, что от них требуется указать наикратчайшую дорогу в штаб дивизии.
Не успели мы тронуться, из двора выскочили два наших солдата.
— Стойте! — крикнул один из них и, подбежав, доложил — Товарищ командующий, в городе японские части. Они в крепости на северной окраине. Наши дивизионные разведчики проникли в центральную часть города. Штаб японцев расположен на площади у крепостной стены и частью в крепости.
— Передайте командиру разведгруппы: немедленно прибыть к этому штабу. Я буду там. Действовать в зависимости от конкретно сложившейся обстановки.
Разведчики крикнули «есть» и стремглав бросились назад.
И снова перед глазами мелькают, словно быстро сменяющиеся кадры фильма, отдельные моменты жизни чужого города. Мое зрение невольно фиксирует вереницу женщин с плетеными корзинами на голове, наполненными бельем. Какой-то толстяк в длинном черном халате поднимает ребристую цинковую штору, прикрывающую дверь магазина. На одной из улиц нам повстречался молоденький стройный офицер. Он шел нетвердой походкой прогулявшего ночь кутилы и бойким голосом пел бравурную песню. Завидев наши машины, он довольно четко приветствовал нас и тут же, придерживаясь за перила, стал спускаться в подвальное кабаре.
— Пошел добавить, — констатировал майор Шведов.
Штаб гарнизона находился в здании китайской архитектуры, увенчанном черепичной крышей с загнутыми вверх углами. У входа стояли часовые.
Мы остановились. Автоматчики намеревались выскочить из машины. Но я жестом остановил их, тихо приказал:
— Всем оставаться на местах!
Конечно, можно было ворваться в штаб, пленить офицеров и продиктовать условия капитуляции гарнизона. Но при этом непременно возникнет стрельба, которая может встревожить войска, находившиеся в городе и, главным образом, в крепости. Мне казалось, что лучше провести психологическую атаку против командования японского гарнизона.
— Майор Шведов и капитан Семенидо, вызовите старшего японского начальника.
Шведов и Семенидо направились было к зданию. Но оттуда показалась группа офицеров во главе с коротконогим крепышом, холеное лицо которого украшало пенсне.
Выйдя из машины, я принял позу человека, ожидавшего доклада, и строго посмотрел на коротконогого. Тот блеснул стеклышками пенсне вправо, влево и, встретив мой взгляд, направился ко мне. По глазам было видно, что японец растерян и плохо владеет собой.
«Нужно заставить его заговорить первым. Пока будет докладывать, лучше почувствует, кто хозяин положения». Но японец остановился передо мной, не проронив ни слова.
«Молчишь? — зло подумал я. — Если ты, самурайская твоя душа, немедленно не заговоришь, то твое молчание будет уже молчанием мертвеца!»
К моему великому удовлетворению, японец правильно понял мое состояние и мысли. Он быстро, сбивчиво залопотал.
— Я полковник, командир дивизии. Что вам угодно? — дословно передал наш переводчик.