Конец лета

– Мне приснилась мама, – начала она, ощущая напряжение в горле.

– Вот как. – В голосе отца, как всегда, слышались выжидательные нотки.

– Я обычно говорю о ней, когда веду группу. Терапия горя. И у нас там есть один человек, лет двадцати пяти. Светлые волосы, голубые глаза.

– Вера… – Маттиас сердито посмотрел на нее, но она отвела взгляд.

– Этот мужчина называет себя Исаком. И рассказывает про себя. Детские воспоминания. Пропавший без вести пятилетний мальчик, сад с шалашом, дуплистый вяз…

Отец поднял глаза. Взгляд сразу стал острее: отец насторожился.

– И все похоже на правду. А потом я увидела вот это.

Она потянулась к заднему карману, чувствуя, как горят щеки.

– Слушай, Вера…

Теперь Маттиас явно рассердился не на шутку, но горячая кровь бежала быстро, и Вероника не дала остановить себя.

– Вот! – Она торжествующе выложила на стол фоторобот. Подождала, пока оба прочитают текст и поймут, что представляет собой изображение.

– Этот парень, Исак, выглядит вот так. Почти один в один. Так выглядел бы сейчас Билли.

Воцарилось молчание. Отец вынул из нагрудного кармана очки, пододвинул изображение к себе. Вероника старалась не смотреть Маттиасу в глаза. Сердце колотилось о ребра. Вероника не отрываясь глядела на отцовское лицо, ожидая реакции. Пыталась представить себе, какой она будет. Радость, слезы, печаль, гнев? Но ничего не произошло.

Веронике казалось, что прошла целая вечность; на самом деле отец отодвинул от себя фоторобот всего через пару секунд.

– Это не твой младший брат, – сказал он вдруг так жестко, что вздрогнула не только Вероника, но и Маттиас. – Билли не вернется, Вера. Я давно смирился с этим. И думал, что ты тоже смирилась.

Она вышла проводить Маттиаса. Отец уже пожелал им спокойной ночи и заперся в кабинете. В щель под дверью видно было мерцание телевизора. От разочарования Вероника стала вялой. Она убеждала себя, что затеяла все ради отца, но на самом деле она проделала это и ради себя самой. Она хотела быть хорошей дочерью, которая нашла Билли и раз и навсегда решила загадку. Теперь Вероника понимала, как это было глупо. Чтобы совладать с отцовской скорбью, требуется кое-что повесомее нескольких смутных воспоминаний и компьютерной картинки. Ее специальность – работа с горем. Она должна была предвидеть реакцию и не пытаться убедить отца, не имея надежных доказательств. А она поторопилась и разозлила его.

На улице уже почти стемнело. В каштановой аллее пел соловей. Печальная песня слабо звучала среди запущенных построек. Маттиас привалился к капоту джипа, достал из кармана мятую пачку; предложил сигарету Веронике, зажег, заслонив огонек ладонями.

– Не знала, что ты куришь.

– Я тоже не знал. – Брат усмехнулся, выдул дым углом рта. – Обещай, что не проболтаешься Сесилии.

– Насчет курения?

Маттиас ответил долгим взглядом, но вызов не принял.

– Когда ты нашла этот фоторобот? – спросил он.

– С неделю назад. – Вероника старалась говорить невозмутимо.

– А когда собиралась рассказать о нем мне?

– Ну вот, рассказала.

Вероника пожала плечами и на этот раз не стала отводить взгляд. Несколько секунд они играли в гляделки, потом Вероника сменила тактику.

– Ты думаешь про него? Про Билли? Кем он мог бы стать?

Маттиас отвел глаза. Капитуляция.

– Осторожнее, Вера, – буркнул он.

– В каком смысле?

– В таком, что ты не можешь вот так просто объявиться и натворить бог знает чего.

– Что значит – объявиться? – огрызнулась Вероника. – Ты же сам предложил мне приехать.

– Чтобы отметить мамин день рождения. А не чтобы ты заявила папе, что считаешь, будто Билли жив.

Вероника отвернулась, сердито затянувшись.

– Я понимаю, что ты хотела как лучше. Но надо было немного подумать. Не делать выводов прежде, чем мы успели расследовать дело. Люди иногда не видят правды и потому принимают за правду что-нибудь другое.

Вероника сердито смотрела на брата, прикидывая, продолжать ли злиться. Но его голос звучал теперь не так менторски, к тому же он сказал – мы. Мы, то есть она и он.

Оба снова затянулись. У Вероники никак не укладывалось в голове, что Маттиас курит украдкой. Человека честнее она в жизни не знала. Во всяком случае, прежде Маттиас всегда был честным. Вероника подумала о коробке из кладовки. И представила себе, что ее открывал Маттиас. Это оказалось легче, чем ей хотелось бы. Но зачем Маттиасу рыться в ее вещах?

– Я видела в нашей комнате спальный мешок, – сказала она, сама не зная зачем. Может, хотела наказать его, но тут же раскаялась в этом. – Все настолько плохо? – спросила она уже помягче.

Брат ничего не ответил, только снял с языка табачную крошку. Веронике стало стыдно. Она перешла границу, влезла в чужие дела.

– Мы с Сесилией ходим к семейному психотерапевту.

– Вот как, – глупо ответила Вероника.

Странно: несмотря на проблемы Маттиаса, она была рада, что брат ей доверился. Придумать ответ получше она не успела; Маттиас выпрямился, бросил окурок на землю и затоптал его.