Конец лета

Следом за братом она спустилась по лестнице, миновала ряд шкафов, две раздевалки и открытую дверь, которая вела в маленький спортзал. Пройдя коридор, они оказались у бронированной двери с табличкой «Архив».

Помещение – квадратная коробка без окон – было просторным, но Вероника все же вспомнила про старую доильню. Она закрыла глаза, сглотнула.

В сухом воздухе плавали запахи типографской краски, пыли и бумаги. Средний проход уводил к стеллажам, заполненным папками, подшивками газет и картонными коробками. Вероника читала годы на полках: 1998, 1995, 1993. Маттиас прошел в самый угол, до отметки 1983 год, и остановился. Указал на стеллаж возле стены. Ряд синих папок, все с одним и тем же номером.

– Это дело Билли. Девятнадцать полных папок, которые оставил после себя Монсон. Я прочитал их все раз по десять, досконально изучил каждый протокол допроса, каждый протокол вскрытия, каждую пометку. – Он провел пальцем по картонным корешкам. – Что бы люди ни говорили, Монсон сделал все, что мог. Он продолжал прочесывать местность в поисках Билли даже после того, как прокурор закрыл дело. Лично принимал и проверял информацию от населения, независимо от того, насколько правдоподобными или фантастическими были сообщения. Он надеялся, что Роот еще наведается домой.

– Наведался? – Вероника угадала ответ еще до того, как Маттиас покачал головой.

– Последний признак жизни – пустая открытка, штемпель – Роттердам, адресована Нилле Роот. Пришла примерно через месяц после исчезновения Роота. Свен-Почтальон передал ее полиции. Думаю, Монсон показывал ее Нилле. Открытка где-то здесь. Я сам ее видел.

Он указал на папки.

– На открытке грузовой корабль. Видимо, Роот подался в море. Монсон обзванивал матросские церкви и гостиницы Роттердама и других портовых городов. Роот все же был их единственным подозреваемым, единственным, у кого был мотив, так что я понимаю, почему Монсон не хотел сдаваться. Он надеялся узнать, где обретается Роот, надеялся, что отыщется побольше улик, и, конечно, хотел выяснить, где же тело нашего Билли. Но он так ничего и не добился.

– А машина? Старый «амазон» Роота? Что с ней?

– Машину тоже так и не нашли.

– А что с Монсоном?

– Вернулся в Эстергётланд. В Мьёльбю, я слышал. Да какая разница. Большинство винили его в том, что Роота выпустили. По-моему, несправедливо. Я не уверен, что справился бы лучше. – Маттиас едва заметно пожал плечами.

– Он еще жив?

– Думаю, да. Кто-то говорил, что он болен. Рак желудка или что-то вроде того. Ты же помнишь Монсона?

Вероника кивнула.

– Всегда такой хлопотливый, и говорил смешно. Эстготский диалект, сконские словечки. Помню, что у него были добрые глаза.

А еще я соврала ему насчет того, что мы вернулись домой вместе, подумала Вероника. Чтобы ты не влип в историю. Потому что в то время были мы – и весь остальной мир против нас.

– И что бы ты сказал обо всем этом?

Маттиас повернулся к ней.

– Ты была в комнате Билли после того лета? Или в маминой, раз уж на то пошло?

Вероника покачала головой.

– Они заперты.

– Знаешь, почему?

– Нет. – У Вероники был ответ, но она предпочла прикинуться простушкой.

– Я пытался уговорить папу переехать в поселок. Поселиться в доме на несколько квартир, поближе к внукам. Дядя Харальд предлагает купить Баккагорден за хорошую цену.

– Но?

– Папа отказывается переезжать. Даже слышать не хочет. И отказывается подписывать разрешение на строительство для дяди Харальда. – Он замолчал, как будто что-то обдумывая. – Я что хочу сказать: человек должен уметь отпустить свое прошлое. Иначе он так в нем и застрянет.

Они вернулись в кабинет. Маттиас сходил на кухоньку, принес две щербатые кружки с кофе. В участке было почти тихо, только бурчала иногда рация да откуда-то из глубин коридора доносилось пощелкивание клавиатуры.

– Я сегодня же отправлю волосы в лабораторию, – сказал Маттиас, когда они отпили по глотку кофе. – Но даже если это волосы Билли, мы вряд ли далеко продвинемся.

Вероника кивнула – она уже просчитывала такой вариант.

– Потом поговорю с домом престарелых, попрошу заведующего позвонить, если этот Исак снова объявится, – продолжил Маттиас. – А что касается папы и того человека, которого, по твоим словам, ты преследовала в саду…

– Что значит «по твоим словам»? Там точно кто-то был!

Маттиас поставил кружку и поднял руки.

– Сорри, я неверно выразился. Если я правильно понимаю, человека ты не видела. Так же, как и в Стокгольме.

– Я уверена, что там кто-то был! – Вероника старалась сдержаться, не дать злости победить. Как жаль, что на Маттиаса так легко разозлиться.

– А это не могла быть косуля?

– Косуля, которая опустила задвижку на калитке?

– Я просто спрашиваю. – Маттиас снова воздел руки.

Несколько секунд они сердито глядели друг на друга, потом Маттиас капитулировал.

– В начале лета кто-то основательно пошарил в дальних, уединенно стоящих усадьбах. Я прослежу, чтобы ночной патруль время от времени проезжал мимо папы.

– Хорошо, – сказала Вероника и уже мягче добавила: – Спасибо.

Они помолчали.