Конец лета

«Мадемуазель…» Прежде он никогда не занимался судебными делами такого рода. Его сфера деятельности включала разбирательства, связанные с законом о корпорациях, сложными международными финансовыми делами, но, когда секретарь сообщила о ее звонке, он был заинтригован. Увидев ее, хрупкую девочку-женщину с прекрасным, но испуганным лицом, он был очарован. Она двигалась с какой-то завораживающей грацией, глаза, смотревшие на него, казались бездонными. Он подвел ее к креслу на другой стороне своего стола и постарался принять серьезный вид. Но глаза его в течение всей часовой беседы сияли. Он тоже любил Уффици, он также однажды провел несколько дней в Лувре, он тоже был и в Сан-Пауло, и в Каракасе, и в Довилле. Она делилась с ним своим миром, открытым только для себя, раскрывая в него входы, которые ей казались уже закрытыми навсегда. Она поведала ему многое об отце, о своей несчастной судьбе. Его сердце разрывалось от жалости к этой хрупкой, сидящей напротив него девушке с громадными зелеными глазами. В то время ему было тридцать два года, и он вряд ли годился по возрасту ей в отцы, и его чувства, конечно, не были отцовскими. Тем не менее он взял ее под свою опеку. А через три месяца она стала его женой. Свадебная церемония была небольшой и прошла в городской мэрии; медовый месяц молодожены провели в доме его матери на Антибе, затем две недели — в Париже.

И только потом она поняла, что она сделала. Она вышла замуж не только за мужчину, но в его лице за всю страну. Таков был образ его жизни. Она должна быть безупречной, все понимающей и… молчаливой. Она должна принимать его клиентов и друзей и быть обворожительной при этом. Она должна оставаться в одиночестве во время его разъездов. И, конечно, ей придется расстаться с мечтой прославиться своим искусством. Марк не очень-то одобрял эту идею. В дни ухаживания он смотрел на это с умилением, но для замужней женщины эти занятия не могли стать карьерой. Она стала мадам Дьюрас, а для Марка это означало многое.

С годами она отказалась и от других своих желаний, но ведь у нее был Марк. Тот человек, который спас ее от полного одиночества и невзгод. Этот человек завоевал ее благодарность и сердце. Этот человек с безупречными манерами и изысканным вкусом дал ей защиту и делал дорогие подарки, например, палантин из соболя. Человек, который постоянно носил маску.

Она знала, что он любил ее, но теперь редко показывал это в отличие от прежних дней. Он объяснял: «Демонстрация чувств подобает детям».

Но и для этого пришло время. Они зачали первого ребенка менее чем через год. Как же Марк хотел этого малыша! Об этом говорило и то, что он стал снова выказывать ей свою любовь. Мальчик. Это будет мальчик. Потому что Марк так сказал. Он был в этом уверен, и Дина сама поверила в это. Она хотела только этого. Его сын. Только так и должно быть; это то единственное, что могло снова завоевать его уважение, а может быть, и его страстную любовь на всю оставшуюся жизнь. Сын. Так и было. Крохотный малышка с хрипом в легких. Священник, вызванный сразу после его рождения, окрестил его Филиппом Эдуардом. А через четыре часа ребенок скончался.

На лето Марк увез ее во Францию и оставил на попечении своей матери и теток. Сам он провел лето в Лондоне в работе, но приезжал в выходные дни, прижимая ее к себе и осушая слезы, пока наконец она не забеременела снова. Второй ребенок, еще один мальчик, умер тоже. Но снова подарить Марку ребенка стало для нее навязчивой идеей. Она мечтала только о сыне. Она даже перестала рисовать. Когда она забеременела в третий раз, доктор уложил ее в постель. В том году у Марка по службе были дела в Милане и Марокко, но он звонил и присылал цветы, а когда был дома, постоянно сидел у ее кровати. Он снова уверял, что у нее будет сын. Но на сей раз он ошибся. Долгожданный подарок явился на свет в виде девочки, здорового ребенка с венчиком из светлых волос и отцовскими голубыми глазами. Дитя мечтаний Дины. Даже Марк поборол себя и быстро влюбился в эту крохотную светловолосую малышку. Они назвали ее Пилар и отправились во Францию показать ее матери Марка. Мадам Дьюрас повздыхала над неспособностью Дины родить сына. Но для Марка это не имело значения: ведь малышка была его созданием, его плотью. Она будет говорить только на французском; она будет проводить каждое лето на Антибе. У Дины появилось легкое предчувствие опасности, ею, в конце концов, ее радость материнства преодолела все.

Марк проводил все свободное время с Пилар, показывая ее своим друзьям. Она всегда много смеялась. Ее первые слова были произнесены на французском языке. Когда ей исполнилось десять лет, она чувствовала себя в Париже более уютно, чем в Штатах: все книги, которые она читала, все платья, которые она носила, игры, в которые играла, — все это было тщательно выбрано Марком во Франции. Девочка знала и кто она такая — одна из семейства Дьюрас, и где ее корни — во Франции. В двенадцать лет ее определили в школу-интернат в Гренобле.