Конец лета

— Сейлор был пропойцей, который в основном ошивался по кабакам. Он на пару с каким-то идиотом умудрился утопить лодку в мергельной яме, когда мы повсюду разыскивали Билли. Я просто не верю, что Сейлору достало бы ума подчистить за Томми Роотом. Если он это и сделал, то точно не по собственной инициативе. А Роот сидел в камере, к нему никого не пускали, так что он не мог давать Сейлору указания. — Монсон задумчиво почесал шею. — К тому же я сильно сомневаюсь, что Роот доверился бы Сейлору. Томми Роот был умным и хитрым. Использовать Сейлора как подручного во время браконьерских рейдов или даже велеть ему прострелить окно в машине твоего дяди — это одно. Но сделать его соучастником похищения ребенка — это совсем другое. Ненужный риск…

Монсон наморщил лоб, поднялся и принес кофейник.

— Но если кессон опустошили не Роот и не Сейлор, то кто? — спросила Вероника, когда он наполнил обе чашки. — Мог у Роота быть другой сообщник?

— Не исключено. — Монсон отпил кофе.

Теперь он выглядел совсем иначе. Спина выпрямилась, голос сделался резче; сейчас Монсон немного походил на Маттиаса. Вероника поймала себя на том, что улыбается.

— Если твоя теория верна… — задумчиво произнес Монсон. — Если Исак — это Билли, то кто-то же о нем заботился, пока Роот сидел в тюрьме. Кормил, поил, присматривал, чтобы он не поранился, не заболел.

— Нилла Роот? Может, она?

— Нет. Мы думали, что Билли спрятали в насосной, где Роот разделывал туши.

— Почему?

Монсон скривился, давая понять, что с удовольствием избежал бы подробностей.

— Там были наручники и старая кровать. — Он, ожидая реакции, покосился на Веронику.

И та не подвела — молча кивнула, предлагая продолжать, хотя внутри у нее все похолодело.

— Если бы Нилла Роот была замешана, она не стала бы рассказывать о насосной. К тому же у нее были собственные дети, причем мальчик — ровесник Билли. Мне с трудом верится, что она сделала бы что-то подобное.

— А как Роот объяснил наручники и кровать?

До чего же деловито это у нее прозвучало! Монсон, кажется, тоже удивился — вскинул подбородок.

— Сначала он ничего не говорил, а потом, когда ему дали адвоката, стал утверждать, что встречался там с женщинами. Замужними женщинами, чьи имена он не хотел раскрывать. Да, такие слухи о нем ходили, но весь его рассказ звучал как сочинение, состряпать которое ему помог адвокат. — Монсон отпил еще кофе.

— Но кем бы ни оказался неизвестный сообщник или сообщница, он или она должны были увести Билли из насосной, когда стало ясно, что Роота арестовали. А через неделю, когда его выпустили, он забрал Билли и удрал на юг, — подытожила Вероника.

— Более чем возможно, — кивнул Монсон.

— Ну а потом? Что произошло потом? И зачем Рооту понадобилось увозить Билли?

— Вот над этим стоит поразмыслить.

Монсон и жизнерадостная собачка проводили ее до двери. Поколебавшись, Вероника обняла Монсона на прощание. От него пахло кексом и Old Spice. Монсон обнял ее в ответ, пообещал еще подумать над делом и сказал, что Вероника может звонить ему, когда захочет. Сказал так, как будто действительно хотел, чтобы она звонила.

Глава 50

Город — это место для тех, чей настоящий дом где-то еще, но они пока не знают, где именно. Вероника вычитала это в какой-то книжке или, может, услышала по телевизору. В этом утверждении что-то есть. Сама она жила в Париже, Лондоне, Берлине и вот теперь — в Стокгольме. И ни в одном из этих городов она не чувствовала себя по-настоящему дома.

В последние часы, сидя за рулем машины, она много думала о Кристере Монсоне. О том, с какой любовью он говорил о своей жене, о детях и внуках, чьи фото висели на стенах прихожей и гостиной. Монсон был женат на Малин, наверное, лет тридцать пять, не меньше, но все еще с нетерпением ждал, когда она придет домой. Веронике этого не хватало — ей некого было так ждать. У нее вообще никого не было.

Вероника открыла входную дверь, осторожно прислушалась к темным глубинам квартиры. Там было тихо и неподвижно. Вероника зажгла весь свет и не успокоилась, пока не заглянула в кладовку и под кровать. Квартира выглядела такой, какой Вероника ее оставила, ничто не указывало на то, что здесь кто-то побывал. Вероника открыла окно, чтобы проветрить комнаты, выглянула наружу и посмотрела в конец улицы. Курильщика не было. А вот ночные бабочки вернулись. Кружились вокруг своего электрического солнца, повторяя все ту же ошибку.

Телефон подмигнул ей с кухонного стола. Четыре подмигивания, по числу сообщений. Сначала те два, когда звонивший дышал и бросал трубку. Третье сообщение тоже началось с молчания, но когда она уже хотела перейти к следующему, послышался голос.

— Это снова Ларс, из группы. — Ларс несвязно бормотал — видимо, был пьян. — Вы не перезвонили. Черт… — Он запнулся, что-то неразборчиво забубнил, и сообщение кончилось. Вероника так и не поняла, откуда у него ее номер. Надо завтра обсудить это с Руудом.

Четвертое послание оставил Маттиас: