Конец - лишь новое начало (СИ)

— Спасибо, Оптимус. Мне приятны твои слова.

Коллинс сказала это так сухо и почти безжизненно, что мех почти расстроился, но не показал этого внешне.

— Скажи мне, Винтер. Перед твоим отъездом в больницу ты собиралась что-то мне сказать.

— Да.

— Ты говорила, что это было что-то важное. Я уверен, что сейчас нас никто не побеспокоит, поэтому я готов выслушать тебя.

— Это уже не важно. Можешь забыть об этом.

Глаза девушки смотрели куда-то вдаль. Поодаль Прайма.

Винтер сейчас не хотела ничего говорить. Она прекрасно понимала, что сейчас она преспокойно (почти) может признаться меху в том, что копилось в ней месяцами, но сейчас она не хотела этого делать. Только сейчас она разгадала очень неприятную цепную реакцию:

Когда Винтер в первый раз встретилась с Грейс, она впервые поговорила с Оптимусом наедине.

Когда выяснилось, что Грейс заодно с Десептиконами, Оптимус похвалил Винтер при всех и улыбнулся ей.

Когда Грейс упала в обморок в первый раз, Винтер стала смелее вести себя с Оптимусом, а он предложил регулярно отвозить ее домой.

Когда Грейс упала в обморок во второй раз, Винтер и Оптимус полюбовались закатом вместе.

Когда выяснилось, что у Грейс анемия, Винтер и Оптимус стали еще ближе.

И сейчас, когда у Грейс случилась остановка сердца, у Винтер появился реальный шанс признаться Оптимусу в своей безответной любви. Но Коллинс этого не хотела. Ей было страшно.

Страшно, что если она сейчас это сделает, то подруге станет еще хуже. А хуже ее теперешнего состояния был только один вариант…

Летальный исход.

***

Винтер не знала (да и не считала), сколько дней Грейс провела в палате интенсивной терапии, но когда Джун позвонила с известиями, что она вернулась в свою старую палату, агент помчалась по земному мосту прямо к больнице.

***

Грейс было плохо. Ей хотелось плакать, ей хотелось кричать, рвать на себе потускневшие волосы, биться в истерике и много чего еще, но сейчас она могла лишь смотреть пустым взглядом в небо, чувствуя как прохладные капли дождя спускаются по ее больничной пижаме и инвалидной коляске.

— Грейс! — Камигами лениво повернула голову в сторону знакомого голоса. Винтер стояла около входа на крышу, смотря на фехтовальщицу изумленным взглядом. — Ты что под таким ливнем забыла?! И почему тебя не было в палате?

Фехтовальщица смотрела на агента остекленевшим взглядом секунды три, после чего повернула коляску к ней спиной, продолжая созерцать грозовое небо и вслушиваться в то, как дождь барабанил по стенам и крыше больницы.

Буркнув себе под нос что-то невнятное, Винтер вышла из-за двери и направилась по направлению к Грейс. Оттащив коляску вместе с девушкой в коридор, Коллинс негромко спросила:

— Как ты попала на крышу?

— Одна из медсестер случайно оставила у меня в палате ключи. Я поднялась на лифте и открыла дверь, которая выходила на крышу.

— Зачем? Да еще и в ливень.

— Давно не была на улице.

Ее голос звучал тихо и хрипло. Винтер это не нравилось. А еще ей не нравилось то, что даже когда она катила коляску с Камигами, она чувствовала, как последняя очень заметно похудела. Она была очень легкая.

***

Присев с коляски на кровать, Грейс похлопала рукой рядом с собой.

Винтер присела рядом.

— А, кстати, — она достала из сумки небольшой пакетик, — как ты и просила.

Камигами подняла мутный взгляд на агента, и тут же ее глаза самую малость загорелись.

— Пицца? — она попыталась слабо улыбнуться, глядя на небольшой кругляшок в пакете. — Спасибо, ФБР… Винтер.

В сердце Коллинс неприятно кольнуло. Грейс хотела назвать ее ФБР-щицей, но исправилась. Она исправилась. Винтер это не понравилось. Ее столь долгое время бесило, что фехтовальщица называла ее этим, как казалось Винтер, глупым прозвищем, но сейчас…

— Почему ты исправилась?

— Я думала тебя это бесит, — Грейс уныло откусила кусок от лакомства. — Разве нет?

— И про Оптимуса не спрашиваешь.

— По лицу вижу, что все сложно. Как и всегда.

— Как… как твое самочувствие?

— Сама не видишь?

Винтер сглотнула ком. Она не узнает «Сияющий меч». Та бойкая, веселая, жизнерадостная фехтовальщица превратилась в… это.

Агент не знала, что на нее нашло, но в ту же секунду она буквально выхватила пиццу из рук Грейс и, открыв окно, с победным криком выкинула ее на улицу.

— Какого фига ты мою пиццу выкинула?! — офонарела Камигами.

— Дала бы я ее такой пессимистке съесть, да мне ее аж жалко стало!!

— Сама мне ее дала!

— Мои деньги — что хочу, то и делаю с ними!

— Чего-о?! — в Винтер полетела подушка.

Коллинс поймала ее и негромко рассмеялась.

— Ну вот, расшевелилась наконец, — улыбнулась она.

— Что? — не поняла Грейс.

— Ты такая депрессивная стала, что я аж испугалась. Вот и решила тебя растормошить. Видимо получилось.

Фехтовальщица слабо хихикнула.

— Да, прости уж. Но… как ты видишь, в интенсивке мне несладко пришлось, так что я на время потеряла свой настрой. Как дела с Оптимусом?

— Я ему пыталась признаться.

Винтер отошла на шаг назад, чтобы в порыве радости Грейс не задушила ее.

— И как? — на удивление спокойно спросила Камигами.

— Ну… — Коллинс замялась от такой слабой реакции со стороны. — Я не успела, так как… Джун позвонила мне…