Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

Возникает соблазн рассматривать отдельный аспект этих исследований, например анализируемый здесь образ Кардашьян как гламурной знаменитости, на фоне модели, предполагающей чередование различных «исторических стадий» в отношениях между символами и реальностью, как показывал Бодрийяр в «Симулякрах и симуляции»223. Конечно, он связывал эти стадии с различными историческими моментами в развитии капитализма на протяжении двух столетий, а не с этапами чьей-то личной истории на протяжении десяти лет. Но как в исторической модели Бодрийяра присутствуют четыре стадии, от периода, предшествующего промышленной революции, до развитого капитализма, так и в карьере Кардашьян, которая занимает центральное место в изложенном выше сюжете, можно выделить четыре этапа. Правдивый образ первого этапа – секс-видео, с которого все началось. Годы, которые потребовались, чтобы реалити-шоу завоевало такую необыкновенную популярность, можно сопоставить со второй стадией по Бодрийяру – «разрывом с реальностью». К «знакам и образам» стадии, которую он называет «системой чародейства», следует отнести смену пола отчимом, пышное бракосочетание с Уэстом, материнство, присутствие на открытии художественных галерей и снимок с оголенными ягодицами для Теллера. Четвертую и заключительную стадию характеризует полное отсутствие реальности. И в этой семейной саге реальность и правда уже не ощущается – осталось лишь ненасытное любопытство общества, вызванное странными драматическими сюжетами: грабеж под дулом пистолета, нервный срыв и сумасшествие, тюремное заключение.

Но, каким бы точным и остроумным ни казалось подобное сопоставление четырех стадий, оно не так уж много нам дает. Театр, о котором писал Энценсбергер, превратился в цирк, от которого голова идет кругом224. Лучше всего эту глубокую перемену в культуре отражают новые и многообразные формы радикальной политической критики, которая представлена такими авторами, как Наоми Кляйн, Вольфганг Штреек, Франко («Бифо») Берарди, Дэвид Гребер, Ник Срничек и многими другими225, и формирование, а затем и развитие которой стало заметно с момента кризиса 2008 года, и ее объяснение того, что происходит с нами (примерно) с начала 1990‐х годов. Пожалуй, особое внимание с этой точки зрения привлекает Берарди226, не в последнюю очередь потому, что он переосмыслил Бодрийяра в новом контексте. Для Берарди Бодрийяр – пророк наступившей теперь эпохи катастрофы (катастрофу в данном случае следует понимать не как более или менее неотвратимый апокалипсис, а прежде всего – как этическую или этическую в своих истоках). По понятным причинам не сбылось обещание современности, на которую так горячо уповал ХХ век, хотя это нередко имело разрушительные последствия. Поэтому, полагает Берарди, будущее осталось позади. В нашей постфутуристической культуре новое – уже не просто вечное возвращение одного и того же, которое Беньямин считал приметой современности в ее дьявольском воплощении. Сейчас сама новизна может повлечь за собой как регресс, так и прогресс, вплоть до того, что сами эти понятия теряют смысл. Так что мы к тому же, как указывает Берарди, наблюдаем явный переход от общности к связи, от единства и солидарности, например к случайным и разрозненным отношениям между «обитателями инфосферы»227, индивидами как монадами, что является следствием в первую очередь расширения интернет-пространства – достижения достаточно ощутимого, чтобы благодаря ему формировались и процветали новые психопатологии. Постфутуризм уничтожает культурные, юридические и психические условия современности. Именно это я пыталась подчеркнуть, говоря с иронией о нарушении норм. Сегодня, по мнению Берарди, нарушение норм ассоциируется с такими личностями, как Берлускони, и легко уживается с медийной популярностью. Именно Бодрийяр предрек как психическую трансформацию, крушение мысли и ценностей, неразрывно связанное с тем, что он называл «логикой симуляции», так и негативные последствия, которыми чревата «энергетическая субъективация» современности228. Размышляя о семье Кардашьян и ее заметном и продолжающем расти влиянии, можно предположить, что культура моды вошла в фазу «постфутуризма», проявляющегося одновременно в «нарочито повышенной экспрессии» и в «опустошенности»229.

6 Кинематограф

ХИЛАРИ РАДНЕР

Кино, мода и женственность