Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

Можно сказать, что в распространении моды и определенных стилей сегодня наблюдаются аналогичные процессы, поэтому специалисты в этой области часто говорят не о сезонах, а о группах, в которых господствует тот или иной стиль, указывая, например, на то, что кожаная куртка Perfecto остается по-прежнему популярной в некоторых контекстах244. Дизайнеры, например Татсуро Хорикава, создающий одежду для бренда Julius, или Julius 7, завоевывают международное признание, не работая со знаменитостями245 и оставаясь относительно неизвестными даже читателям таких журналов, как Vogue, которые транслируют новости и дают рекомендации на тему моды в печатной и цифровой формах (у издательства Condé Nast, выпускающего этот журнал, насчитывается более двадцати подобных изданий). Свой вклад в описываемые изменения внесло и развитие производства одежды: прежде всего, пожалуй, следует отметить появление на рынке Китая, где привлекательные для покупателей вещи производятся быстро и дешево, а также создание новых сетей распространения, благодаря которым товары, несмотря на расстояния, все быстрее попадают в магазины246. Свою роль сыграли и новые медиа: появление фигуры модного блогера, который может жить в любой стране мира и пропагандировать принципы неизменно актуального стиля, не завися ни от государственных границ, ни от часовых поясов, способствовало тому, что Париж перестал быть центром моды247. С одной стороны, по мнению исследователей, потребители вынуждены все быстрее заменять старые вещи новыми, потому что одежда производится некачественно, с таким расчетом, чтобы вскоре прийти в негодность248. В ответ покупатели стали чаще приобретать подержанные вещи, которые с оптимизмом называют винтажными, или шить одежду в домашних условиях – практика, которая в наше время возрождается. С другой стороны, многие в один голос утверждают, что мы наблюдаем демократизацию моды, вследствие которой размываются классовые и гендерные границы249.

Источником важных изменений является не только природа аудитории и ее реакций на тот или иной способ распространения. Технологии играют существенную роль и по другим причинам. Сейчас больше людей снимает больше фильмов, чем когда бы то ни было, – об этом свидетельствуют такие феномены, как фестивали фильмов, снятых на мобильные телефоны, и развитие киноиндустрии в отдельных странах, например в Нигерии («Нолливуд»), основанной на цифровых технологиях и производстве контента непосредственно для видеоносителей, без выхода в прокат. Одни исследователи, как Роже Оден, придерживаются более оптимистичной точки зрения, полагая, что ХХ столетие – век расцвета кинематографических культур, разнородных, но при этом все же вписывающихся в представления о кинематографе, который всегда отличался многообразием. Свою позицию Оден иллюстрирует примерами из истории домашних съемок и любительского кино250. Другие, как Рэмон Беллур, более пессимистичны и указывают на то, что кино как особая разновидность коллективного опыта, в основе которого лежит неповторимое общее воспоминание о конкретном событии, осталось в прошлом251. Однако ученые, вне зависимости от того, принадлежат ли они к первому лагерю, ко второму или, как чаще бывает, занимают какую-то промежуточную позицию, сходятся на том, что кинематограф как социальный и экономический институт претерпел существенные изменения.

Первая серия изменений произошла после 1948 года, когда было принято решение по делу кинокомпании Paramount и все голливудские киностудии обязаны были принять меры против того, чтобы в их руках оказались сосредоточены все три ключевых элемента кинематографа (производство, распространение и показ); свою роль сыграло и перемещение значительной части населения из крупных городов в лишенные единого центра пригородные районы, сопровождавшееся расцветом телевидения. К концу 1960‐х годов и уже точно в 1970‐е господствовал пакетный подход к производству кино, в результате чего появился кинематограф, который Том Шатц назвал «Новым Голливудом» и который пришел на смену прежней студийной системе252.