Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

Другие исследователи, в числе которых Барбара Винкен, наоборот, считают, что мода неразрывно связана с современностью и во многом представляет собой явление, присущее именно ХХ столетию269. Оглядываясь на 1970‐е годы, она заявила: «Век моды окончен. <…> С одной стороны, людей, покупающих одежду, стало больше; с другой – они больше не диктуют новые тенденции, а реагируют на веяния, порожденные субкультурами»270. Некоторые полагают, что разрыв с традиционной модой произошел уже позднее. Как пишет Тери Агинс, «к началу 1990‐х годов совокупность различных явлений, возникших в результате развития рынка розничной торговли, маркетинга и феминизма, привела к необратимым изменениям в мире моды»271. По мысли Адама Гечи и Вики Караминас, переломным этапом стало развитие в XXI веке интернета и промежуточных медийных форм, таких как фильмы о моде. Эта новая система моды, в которой «все больше стирались границы между модой и производством, между творчеством и контролем»272, привела к возникновению «пространств моды» – термин, с помощью которого Вики Караминас описывает ее «трансформацию»273.

Как и в случае с кинематографом, утверждение, что мода прекратила свое существование, идет вразрез с действительностью. Однако оба эти явления подверглись существенным изменениям, точнее, пережили ряд изменений в прошлом веке. В связи с этим встает важный вопрос: что эволюция этих институтов говорит нам о природе более глобальных перемен, следствием которых она, вероятно, является? Можно ли назвать эти трансформации предвестниками еще более серьезных преобразований, которые ждут нас в дальнейшем? Повлияют ли они на последующие неизбежные изменения? По словам Памелы Чёрч Гибсон, «кино оказало на моду большее влияние, чем любая другая форма визуальной культуры… и само формирование культуры потребления… зависит от кинематографа и его уникальной способности рождать спрос и предложение»274. Питер Уоллен, комментируя обладающие большим авторитетом работы Вальтера Беньямина, утверждает, что для этого философа «мода – одновременно наглядное пособие по культуре потребления и возможность мессианского искупления»275. Киноведы, начиная с американского поэта Вэчела Линдсея276, подчеркивали утопические возможности кино, а другие отвечали более пессимистичными предсказаниями, относящимися к массовой культуре во всех ее проявлениях277.

Гендерные вопросы

Важным аспектом кинематографа и моды является неразрывная связь с конструированием и воспроизведением понятия гендера как ключевой социальной категории современности. В тот же период, когда ученые провозгласили конец кинематографа и моды, феминистки, в частности Снежа Гунев, заявили: «Мы – постженщины. Оставим это позади»278, – полагая, что, по крайней мере с точки зрения феминистских исследователей, мы переживаем конец категории гендера или, по крайней мере, понятия «женщины».

Гендер в свое время был важным элементом самосознания, связанным с системой моды, которая появляется в XIX веке. В ту пору, как вот уже три десятилетия послушно повторяют студенты, «мужчины действовали, а женщины выглядели»279; тогда же, по мнению Джона Флюгеля, произошло «„великое отречение“ мужчин в вопросах одежды», которое часто называют «великим мужским отречением»280. Когда феминистки, например Гунев, называют себя постженщинами (а это происходит уже не первое десятилетие), они подразумевают ряд изменений в восприятии гендера, на которые неизбежно влияют как кинематограф, так и мода.

Мода давно уже вызывает споры и беспокойство среди феминисток281. Исследователям, изучающим историю феминистской критики, знакомо имя Кэролайн Хейлбрюн – литературоведа, совершившего значительный прорыв в этой области в 1960‐е годы. New York Magazine назвал ее «одной из матерей – или даже единственной матерью – феминизма в науке, в последние десятилетия заложившего основы борьбы женщин с тем, что они называют „патриархатом“». Кроме того, в журнале отмечалось, что она «перестала носить нейлоновые чулки и туфли на каблуках, когда ей было шестьдесят два, – для нее это, как всегда, было делом принципа», – обстоятельство, которое не упущено из виду ни в одной статье, посвященной ее биографии282. Хейлбрюн родилась в 1926 году, и шестьдесят два года ей исполнилось в 1988‐м, когда женская одежда кардинально изменилась. «Нейлоновые чулки и туфли на каблуках» и впрямь могли показаться старомодными в конце 1980‐х годов, когда на Манхэттене, где Хейлбрюн тогда жила и преподавала, возглавляя кафедру английской литературы Колумбийского университета, нормой давно стали колготки и лайкра.