Конец – молчание

Когда их окружили и надежды прорваться уже не оставалось, тот вызвал к себе Кондрашова и передал ему «батальонную кассу». «Хоть ты уцелеешь… – сказал Алексеев брату. – Мне все равно конец: если брошу людей – немцы прикончат, если не брошу – большевики»…

Слегка прихрамывая и опираясь на массивную, с удобной ручкой палку, которой он разжился по дороге, Сергей Васильевич довольно спокойно входил во власовский штаб. Кондрашова здесь, как ему было известно, никто не знал, зато в бумажнике лежала прощальная записка, написанная Алексеевым полковнику Федосову, с которым тот был знаком и которого просил позаботиться о брате.

Полковника на месте не оказалось – выехал на фронт, и, после некоторого колебания, Горин решил пойти к его заместителю.

Сергей Васильевич вошел в большую, но довольно скудно обставленную комнату и дисциплинированно прикрыл за собой дверь. Хозяин кабинета, стоя к нему спиной, рылся в сейфе.

– Разрешите обратиться? – Горин лихо вскинул руку к виску.

Человек у сейфа, найдя, видно, то, что было ему нужно, и сразу же принявшись листать эти бумаги, медленно повернулся. Тут-то Горин почувствовал, что кровь отливает от головы. Ему никогда не забыть этого физического ощущения! Что-то теплое внутри опускалось вниз, от самого темечка до пяток, оставляя после себя ледяную пустоту.

Но он спокойно встретил сначала рассеянный, затем удивленный, а потом даже веселый взгляд черных глаз.

– Вот это да! Петр Норкин – собственной персоной! Любопытно… Или уже не Норкин? Кто же вы на этот раз, товарищ недобитый комиссар?

Заместитель Федосова, чьей фамилией Горин не поинтересовался, не ожидая от судьбы столь подлого подвоха, явно забавлялся ситуацией, словно сытая кошка случайно наскочившей на нее мышью.

– Можете называть меня господином Кондрашовым. – Горин, прихрамывая, подошел к столу и, не дожидаясь приглашения, устало опустился в глубокое кресло. – Я думаю, это не столь принципиально? Хотя документы у меня – подлинные…

Сергей Васильевич играл ва-банк. Он понял, что только это может его спасти.

– Настоящего Кондрашова вы, конечно, укокошили?

– Какое это имеет значение, Виктор Ростиславович? Мы же с вами не сентиментальны, правда? Дело – прежде всего! Или вы теперь иначе мыслите?

Пришедший в себя Горин заметил одну перемену в мало постаревшем лице Муромцева: исчез огонь, что много лет назад сжигал этого человека изнутри и находил выход в глазах, сумасшедший блеск которых тот вынужден был время от времени гасить тяжелыми веками. Сейчас эти черные глаза были совершенно бесстрастными.

Муромцев ни секунды не сомневался, что через минуту или через пять – время не столь уж важно – он вызовет солдат, и «красного» увезут в гестапо. Это, конечно, их дело! Но зато после такой услуги можно будет рассчитывать на благожелательное отношение со стороны службы безопасности…

– Так зачем вы пожаловали, «господин Кондрашов»? ѕ Муромцев решил немного развлечься и чуть-чуть поиграть со своим старым знакомцем.

«Что-то понял за эти двадцать лет или просто устал, изверился? – соображал Сергей Васильевич, всматриваясь в потухшие глаза хозяина кабинета. – Пожалуй, второе… Тогда, значит…»

– Без лишних слов, дело вот в чем, Виктор Ростиславович: мне нужна ваша помощь.

Муромцев был столь изумлен этой наглостью, что Горин даже улыбнулся, хотя до веселья было далеко.

– Да, да, помощь! – повторил он. – Вам, по-моему, несложно устроить меня при штабе. На некоторое время, конечно…

Муромцев молчал.

– Не будем сейчас выяснять, кто на какой платформе стоит, кто за что борется… Это сложно! Сейчас мне нужно лишь содействие. А за содействие обычно платят. Я тоже заплачу! Почему мне надо отдать все это какому-то Федосову, которого я знать не знаю, а не вам? Нас все же кое-что связывает, а?

Сергей Васильевич медленно достал из внутреннего кармана френча увесистый сверток, положил его на край стола и спокойно стал развязывать. Только тут, впервые за весь разговор, он заметил в глазах Муромцева прежний огонь, хотя тот сразу же притушил его веками.

«В точку попал…» – облегченно вздохнул Горин и подвинул на середину стола пакет. Муромцев брезгливо, кончиками пальцев, откинул края клеенки, в которую все было упаковано, одну обертку, другую… И вдруг брови его взлетели вверх, а с лица, как несколько минут назад у Горина, сползла краска.

Перед Виктором Ростиславовичем на темной ситцевой тряпице лежала толстая пачка крупных кредиток.

– Мда-а-а… – Муромцев никак не мог прийти в себя. – Что все-таки это значит?

– Да ничего особенного! Приличная плата за тот риск, которому вы подвергаетесь, беря меня под свою опеку. Риск, если говорить честно, небольшой, а плата не такая уж ничтожная… Да, вот еще немного! – И Горин шлепнул на стол вторую пачку, потоньше.

И тут, словно именно эта чепуха, эта капля решила все, Муромцев собрал деньги и сунул их в сейф. Глядя, будто со стороны, на себя и Виктора Ростиславовича, чьи длинные холеные пальцы орудовали удивительно споро, Горин все еще не верил, что пронесло.