Конец нового дома

Среди рабочих к Терехе явное расположение. Сначала, правда, некоторые из них ворчали, когда главный инженер предоставил Терехе полную свободу действий, а он начал по-своему переставлять сплавщиков. Расстановка была непонятной, линия предполагаемой протоки казалась чересчур причудливой. «Чудит старик», — недовольно бормотал кто-то. Но когда рабочие увидели, что во вновь разбираемых местах обнаруживается порядочная глубина, тогда как там, где они разбирали залом до этого, багор уходил вниз едва сантиметров на семьдесят и касался дна, они прониклись к Терехе уважением и выказывают ему теперь полнейшее доверие. «Ну и память у старого!» — один за другим удивляются сплавщики.

А Тереха счастлив. Вначале он малость струхнул и нервничал, хотя вид держал бодрый. «А вдруг запамятовал? — беспокойно думал он. — Вдруг протока передвинулась? Вдруг не успеем до вечера пробить?» Он представлял себе лицо молодого инженера и нервничал еще больше. «Если не получится, — говорил Тереха себе, — если промажу, Василий Владимирыч ничего не скажет. Или поохает немного. Главный тоже промолчит: сам старается вон как. А этот не промолчит. Скажет: „Говорил я вам — не слушайте старого дурака. Так оно и вышло“. И быстрее вышагивал по залому Тереха.

Но по мере того как обнаруживалось, что он не промахнулся, что расчет оказался точным, по мере того как опытным глазом угадывал он, что работа будет сделана к сроку, былая уверенность овладевала им, зычней звучал голос. Он чувствовал, что с каждой минутой становится как бы прежним Терехой, у которого на любое дело „такая уж планета удачливая“. И хотя, отвыкшие от долгого напряжения, подрагивали ноги, наливалось тяжестью усталости тело, катился по лицу и спине едуний пот, не давал себе Тереха ни минутки роздыха. Пела у старого душа.

„Докажу!“ — думает Тереха, шагая по бревнам, балансируя на них, втыкая с размаху в плотную древесину багор, ворочая стволы с медвежьей силой. „Докажу!“— стучит в Терехиной груди. Думается ему, что докажет он молодому инженеру — прежде всего, а также и директору, и ребятам-сплавщикам, и всем-всем. И не сознается себе Тереха, не отдает себе отчета, что главным-то образом, пожалуй, хочется ему доказать нечто очень важное, необходимое, без чего и жить наплевать, не кому-то иному, а именно самому себе…

„Газик“ промял в песке глубокую колею и развернулся чуть ли не у самой воды. Вышли директор, молодой инженер и шофер. Шофер присел на корточки, плескал воду в лицо и блаженно крякал. Директор и молодой инженер обозревали затор и картину работы на нем.

— Здорово наворочали, — довольно сказал директор. — Ай да молодец, Терентий Антоныч! Смотрите-ка, Анатолий Павлович, — ведь скоро они верхнюю пробку повыбьют. А выше залома вода поднялась, как от плотины. Как жахнет основная струя по протоке, только бревна заиграют.

— Что-то уж больно странная линия протоки. Не ошибается ли он? — усомнился молодой.

— Попомнит! — успокоительно ответил директор. — Отличным лоцманом был. Ну, не молодец ли старина! Ведь он не по всей длине разбор протоки организовал. Зачем, дескать, мучаться — остальное вода доделает. Пробки оставил. И смотрите, как оставил: там, где самый сильный пронос будет. Словно курсы по этому делу окончил. Ну, старик! — не переставал восхищаться директор и, чуть улыбнувшись, скосил глаз на молодого.

…Когда солнце начало спешить к закату, были выдернуты последние навалы леса, загораживавшие вход в протоку большой воды. Рванула струя, и толстенные шестиметровые бревна закрутились в ней, как щепки. Поволокла вода сплошную массу леса по только что пробитому проходу. Первый всплеск бурного вала в стороны от главного русла разбился на тысячи ручейков и фонтанчиков о бревна, нагроможденные с боков протоки, но второй прилив уже выхватил и с боков отдельные деревья, увлек их к выходу на свободную гладь Ломенги.

— Ого-го-го-го-о! — радостно раскатилось по реке и отдалось в верхах, между крутоярами берегов.

— Пошла-а!

— Жми-и!

Спало общее напряжение, и сплавщики, что стояли но всей длине протоки, с обеих ее сторон опустили вниз натруженные руки с баграми, отдувались, просовывали ладони под рубахи, отлепляя их от тела, давая поласкать горячие мышцы свежему воздуху.

Но отдыхать было еще рановато. То в одном, то в другом месте снова образовывались пробки, затирало лес: слишком густо шел он. Приходилось опять то и дело пускать в ход багры.

Тереха стоял несколько в стороне от протоки, очухивался. Хотелось сесть или, еще лучше, лечь прямо тут, на бревна и подышать всей грудью, вытянуть ослабевшие ноги, уронить вдоль туловища вконец уставшие руки. Но Тереха стоял, держась обеими руками за багор и опершись на него: так лучше отдыхала спина. Он видел, что от верхнего конца затора, где рабочие под началом главного инженера все возились с бонами, идут к нему директор и молодой инженер. Тереха видел их, хотя смотрел на протоку, и поджидал, когда они подойдут.