У реки и на реке все кипит. Снуют буксиры, катера, катерки, лодчонки. Звенят тросы, трещат сходни, гомонят десятки голосов. И всюду — лес: на барже тес, на другой — брус, на воде соймы, на берегу штабеля. Куда ни глянешь — все бревна сплоченные и заштабелеванные, все доски, все обрезки. Меньше, видно, земли и воды, чем дерева.
Мишку узнают. Он здесь свой. У него прозвище, неизвестно почему родившееся, — Мыло. Он не сердится, когда кричат:
— Ого! Мыло на подхвате.
— Мыло, давай к нам.
— Ми-и-шу-ха! Поедем с нами до Горь-ко-ва-а.
Наконец, Мишка находит что нужно: ту бригаду, куда он хочет. Курят, говорят о расценках, о выработке, о спецовке. Затем идут с десятником в контору. Мишка оформляется и получает спецовку.
В спецовке его не узнать. Маленький, но плотный, он хрустко шагает по гальке и дощатым тротуарам вместе со своей бригадой. Оправляют в столовой начало сплава.
Городок малюсенький, давным-давно заброшенный в самые лесные дебри. Столовая в нем одна, и в это время она полна сплавщиками. Редкие командированные подозрительно косятся на говорливую, шумливую братию в фуфайках с наплечниками из кожзаменителя, в зеленых штанах и резиновых ботфортах, стремятся побыстрее дожевать свою котлетку и уйти. А сплавщики садятся по пятеро, по шестеро за столы, где положено сидеть четверым. Некоторые, в том числе и Мишка, неумело, с напряжением, тащат подносы со щами и гуляшами.
Вот уже обед кое-как расставлен по столу корявыми, плохо гнущимися пальцами, и кто-то уже оббивает сургуч с бутылки под столом, льет там же в стакан «норму», опасливо поглядывая на табличку, где написано слово «распитие» с соответствующими назиданиями, и на милиционера, который хладнокровно обедает за соседним столиком.
После «распития» разговор сначала не клеится. Кто рассказывает о своих домашних делах, кто лезет в отвлеченные темы. Но помаленьку, с одного слова, сказанного невзначай кем-нибудь, беседа возвращается к работе, спецовке, расценкам и прочно задерживается тут. Спорят и доказывают, чем нынешний сезон хуже прошлогоднего, чем лучше, бывалые люди вспоминают давние годы и «как тогда было»…
Назавтра — работа. Мишку и тут не узнать. Не то чтобы он работал очень здорово, на загляденье, но все же он совсем не таков, каким был день назад дома. С багром, что выше его вдвое, он ловко снует у бревен. Ловко обращается и с крючком, где надо подцепит, подкатит, поддержит. Впрочем, тут не проволынишь, не зазеваешься. От товарищей получишь крепкое словцо, да и бревном может так угодить, что не встанешь.
Теперь их бригада слита с другой, и все они вместе отправляются через два дня сопровождать плоты до бумкомбината.
До большого поворота, до другой сплавной конторы идут с катерами, набирая еще плоты и пучки по пути.
И здесь работы много и приходится нелегко. А дальше, когда скомпоновано все и тащит буксир, а катерок подпирает, на всякий случай, — становится легче.
Проходят своей рекой, где знакомы все изгибы, все деревни на берегах. Особое оживление перед закатом, когда солнце сбоку и чуть сзади, когда позади вода темна и кусты ивняка черны и голы, а впереди, под солнцем, ивняк весь в желтизне, в пыльце, в барашках, вода тепла и ласкова, а приближающийся городок на взгорье белеет и зеленеет, и нестерпимо сияет окнами в закатном свете.
Тут встают, на лодке съезжают на берег, заполняют говорам и шагами тихие улицы, ужинают, выпивают, покупают съестное и промтоварное, любопытные знакомятся с городом.
Мишка по-настоящему счастлив. Он в самой большой группе, никогда не предлагает, не заводит, но и от других не отстает. Посмотрели бы жена и однодеревенцы на него — не признали бы, подумали, что похож, да не тот.
Выплывают в самую Волгу. Терпят и ненастье и невеликий шторм. Обязательно случается что-нибудь: потеряют хлеб на сутки, кто-нибудь отстанет, один из плотов начнет разносить, угораздит кого-нибудь чуть не утонуть.
А какие города по берегам! Какие знакомые и близкие имена у них! И кажется, будто никто никогда тебе того имени не говорил, а родился ты с ним и живешь. Так и жили в тебе те имена, глубоко в душе, а теперь увидел города наяву и познакомился.
На базарах удивляются и Мишка и другие. Тут огурец, там помидор. А дома, поди, не отсеялись… И кто-то вздохнет:
— До чего же у нас она… ба-альшущая.
Счастлив Мишка и на пикете, когда окончен плотовой сплав и начинается молевой, по бревну.
Пикет может попасться удачливый: работы не так много, а заработки выходят настоящие.
Всего бывает: заторы, работа до одурения, дождь, жара, холод. Бревна да крючок, багор да бревно. Но бывает и безделье: уха у костра, приказ старшего:
— Побегай, Михаил.
Мишка бежит с авоськой в село, в магазин за водкой, вернее, потому что поздно, на дом к продавцу. Выпрашивает у зевающего продавца, который ломается и твердит: «Держать на дому не положено».