Конец одиночества

Потом, в ресторане, Альва рассказала мне о лекции, которую ей рекомендовал Марти. В последние годы она с ним подружилась. Нередко, придя домой, я заставал их вдвоем увлеченно беседующими. Иногда я вливался в разговор, но вообще мне нравилось, что они и без меня хорошо понимают друг друга.

– А ты замечал, как они с Лиз похожи? – спросил меня однажды Марти после одной из таких встреч.

В первый момент я не поверил и засмеялся, но впоследствии часто задумывался над этим наблюдением.

Курс философии Альва давно закончила и сейчас работала над докторской диссертацией, между делом она занималась нашим запущенным внутренним двориком. По ее предложению домоуправление устроило во дворе лужайку, а сейчас она хлопотала, чтобы для детей (а заодно и для меня) там поставили качели и домик на дереве.

Но где-то в темных глубинах в ней продолжало что-то вибрировать. Время от времени Альву настигало прошлое: мрачные моменты детства и недоступные моему пониманию московские годы. Иногда ее мучали кошмары, она нервничала и ворочалась во сне, пока я не прижимал ее к себе, тогда она успокаивалась. Я давно убедился в том, что есть две Альвы и невозможно получить одну без другой. Ночные прогулки она, правда, забросила после рождения близнецов, но какая-то часть во мне тревожно ожидала ее исчезновения – на этот раз навсегда.

– Кстати, в твое отсутствие я прочла детскую книжку этого шведа, – сказала она, выглянув из-за карты меню. – Магнуса Как-там-его. Мне очень понравилось.

Я уже привык к тому, что она тайком просматривала рукописи, которые мне давали на редактуру. Тем не менее я изобразил возмущение.

– Что тут такого? – только и сказала она. – Пока приходится ждать твоих текстов, я читаю хоть это.

Должность редактора я получил через издательство, где печатали Романова. Работа, проделанная над его рукописью, им понравилась, и по моей просьбе они порекомендовали меня в одно мюнхенское издательство. Собственным романом я занимался теперь только спорадически. Наверное, я бы давно забросил его, если бы не постоянные напоминания Альвы.

В тот вечер мы выпили немного лишнего, и Альва вспоминала о годах до нашего знакомства, о том, как она в детстве любила кататься с отцом на коньках на замерзшем пруду за их домом. Рассказывая об этом, она вся светилась каким-то внутренним светом. Перегнувшись через стол, я поцеловал ее, затем подлил нам еще вина, и она спросила, уж не собираюсь ли я напоить ее допьяна, а я ответил, что всегда об этом мечтал.

По пути домой она и впрямь немного пошатывалась. Пытаясь ее поддержать, я обнаружил, что и сам уже не тверд на ногах. Хихикая, мы кое-как доплелись до метро.

Ночью я проснулся от слабого шума. Мне снились оживленные сны, и я не сразу вернулся в свое тело. Рядом плакала Альва. Испугавшись, я зажег свет.

– Почему я несчастлива?

Речь ее была неотчетливой, и она говорила слишком быстро.

– Я люблю Винсента и Луизу. Я люблю все, что мы имеем. Но иногда мне кажется, что этого мало. Что бы у меня ни было – всего будет мало. В такие моменты мне хочется уйти и никогда не возвращаться. Даже не знаю почему.

Ее замечание ухнуло мне в душу, как брошенный в воду камень.

Я обнял ее.

– Все хорошо, – твердил я, легонько целуя ее голову. – Я люблю тебя такую, как есть.

– Я никогда не хотела быть такой, – сказала она тихо. – Я в этом не виновата.

– Знаю.

Несколько минут я сжимал ее в объятиях, утешал и уговаривал. Альва так и не смогла больше уснуть, и мы с ней до утра смотрели фильмы, пока в окнах не заголубел рассвет.

Конечно, все это не имело никакого отношения к тому, что произошло позже, но с той ночи я еще больше начал дорожить моментами безмятежности.

* * *

За несколько часов до отлета я играл во дворе с детьми. Луиза хотела непременно быть Питером Пэном. Винсент исполнял поочередно роли второстепенных персонажей. Недавно построенный домик на дереве был пиратской бухтой, в ней оборонялся коварный Крюк, то есть я. Вместо сабли мне служила трость из красного дерева, принадлежавшая Романову. Дети сражались сухими ветками и, разумеется, победили меня в жестоком бою, а я под конец умер в мучениях.

– Он мертв, он мертв! – Дети со смехом скакали вокруг, тыкая меня своими палками в живот.

Тут во дворе появился мой брат с сумкой через плечо. Увидев меня, валяющегося на земле, он растянул рот в улыбке:

– Нам пора!