Конец одиночества

В новом году я записал Винсента в футбольный клуб. Он принял это панически. Луиза же сказала, что это несправедливо – она тоже хочет в клуб. Но мне было важно дать сыну то, что будет принадлежать только ему и в чем его не обгонит всесторонне одаренная сестра. Кроме того, я хотел, чтобы Винсент научился играть в команде, а не бегал бы потом в одиночестве стометровку, соревнуясь с самим собой и со временем.

Потихоньку нас оставляли темные моменты прошедшего года. Я снова привык видеть Альву каждый день в кабинете за ноутбуком, она снова взялась за свою докторскую. Она все еще грозилась, что найдет такие курсы, которые мы сможем в течение семестра посещать вместе.

– Разве что вместо этого ты дашь мне почитать что-то готовое из своего романа.

– Я еще не закончил. Но как-нибудь потом почитаешь, обещаю тебе.

– Саша тоже все время так говорил, а в итоге…

Наши дети к этому времени уже привыкли к школе. Днем они жили своей собственной жизнью, о которой я кое-что слышал, но которой не видел. Но вот однажды Винсент сказал за обедом, что в школе они говорили с учителем о «Мохаме Дали». Я переспросил, и он сказал, что это боксер.

– Так ты о Мохаммеде Али! Он был лучший боксер всех времен!

Винсент посмотрел на меня с таким выражением, которое словно говорило: «Лучший так лучший, ну и что?»

Дочка тоже не пыталась скрыть свое безразличие.

– Он был великолепен. И за словом в карман не лез. Вот глядите!

Я встал со стула и зарычал, выпучив глаза:

– Я – самый великий! На прошлой неделе я подрался с китом, укокошил скалу, поставил фингал камню, отправил в больницу кирпич! Я такой зверюга, что от меня сама медицина заболеет. Порхать, как бабочка, жалить, как пчела!

Пританцовывая, я прошелся по комнате. Глядя на неожиданную выходку папы, дети онемели.

– А противников Али всегда осыпал оскорблениями.

С вызывающим видом я двинулся на Луизу:

– Ты такая уродка, что слезы у тебя ползут снизу вверх и стекают по затылку.

Она засмеялась. Несколько раз помахав в воздухе кулаками, я двинулся на Винсента:

– Готов спорить: взглянув в зеркало, ты испугаешься до смерти. Медведь безобразный!

Затем я прошелся из угла в угол, шаркая по-боксерски по полу, и заплясал на месте, быстро перебирая ногами. Все это получилось у меня не слишком хорошо. Очень скоро я запыхался, но не прекратил представления. Дети громко хохотали, а я, увидев, как Альва удивленно покачивает головой, поплясал и перед нею, пока она тоже не рассмеялась.

* * *

В конце февраля я зашел к Марти в университет, чтобы вместе пойти обедать. Он вышел из своего отделения, продолжая обсуждать что-то со студентами, некоторые из них были вдвое моложе его. Какой безупречный вкус выработался у брата по сравнению с молодыми годами! Он был одет в элегантный серый костюм с голубой рубашкой, светло-коричневые башмаки ручной работы, на голове, вероятно, чтобы скрыть пробивающуюся плешь, надета кепка. Он слушал музыку Спрингстина, «Talking Heads» и Ван Зандта, носил почти невидимые очки и имел вид человека в высшей степени положительного.

– Что вы так горячо обсуждали со студентами?

Марти открыл дверь ресторана:

– Со студентами? Один из них спросил в конце занятия, существует ли свобода воли.

– Ну и как?

– Она, конечно, должна быть. Но тут не столько важен вопрос, сколько отношение к нему. Ведь даже если исследователи мозга докажут, что мы никогда не делаем выбор сознательно, я с этим не соглашусь. – Он улыбнулся. – Даже если свобода воли лишь иллюзия, она все равно единственное, что у меня есть.

Я как раз собирался ответить, как вдруг зазвонил мой мобильник. Альва.

– Пожалуйста, поскорей возвращайся домой.

В груди у меня сильно заныло. Почему-то перед глазами сразу встал Винсент.

– Что-то с детьми? – спросил я, войдя в квартиру. – Это Винсент?

– Нет.

Чувство облегчения. Я шагнул к Альве:

– Так что же?

Альва улыбалась, но улыбка давалась ей с трудом. Глаза ее блестели, она отвела взгляд, и я молча опустился рядом с ней на кровать.

* * *

Жизнь не игра с нулевой суммой. Она тебе ничего не должна, и все как случается, так и случается. Иногда выходит по справедливости, так что в этом есть какой-то смысл, а порой до того несправедливо, что ты начинаешь сомневаться во всем. Я сорвал маску с судьбы и обнаружил под ней только случайность.

* * *

Узнав, что болезнь Альвы вернулась, я жил как в дурмане. Раковые клетки распространились по организму, в печени и в селезенке образовались метастазы. Врачи проводили химиотерапию и облучение, увеличивали дозу. В Альву вливали яды в огромном количестве, и снова вставал вопрос: кого они убивали – рак или больного?

В эти дни Марти и Элена переселились к нам, и мы втроем смотрели за детьми. Марти с ними играл, Элена по вечерам читала им книжки, а утром перед работой отвозила их в школу, а я в это время уже ехал в клинику. Все мы старались излучать оптимизм, но первым разгадал наши хитрости Винсент.

– Она умрет? – спросил он.

Я растерялся:

– Нет, разумеется, нет.

– А почему она тогда так долго не возвращается домой?