Конец Осиного гнезда

Костры пылали, высоко выбрасывая белые языки пламени. Я пустил белую, а вслед за ней и красную ракету. Рокот моторов приближался, потом ослаб. Самолет мягко опустился на поляну, побежал по травяному ковру и остановился, урча приглушенными моторами. Все опрометью бросились к нему.

Кто-то выпрыгнул из открывшейся дверцы самолета, не ожидая, пока спустят лесенку. Я подбежал. Это был майор Петрунин.

- Кондратий Филиппович! Старина! - И он обнял меня. - Как дела? Говори скорее!

- Все в порядке!

- Провели?

- Сделали все, что можно было сделать, и немножко больше.

- Даже?

- Честно.

- Гасите костры! - крикнул Петрунин.

Ребята мгновенно забросали костры приготовленной землей, и они погасли. Сразу стало темно. По поляне потек едкий белый дым.

Потом из самолета вылез лейтенант Костя Воронков, и мы обнялись.

- А это что за народ? - спросил меня шепотом Петрунин.

- Партизаны! Они нас крепко выручили!

На землю сошли пилоты, штурман, механик, радист, стрелок и два бойца, вооруженные ручными пулеметами. Тут же подоспели мои ребята и партизаны. Все знакомились, трясли друг другу руки, засыпали друг друга вопросами, шутили, смеялись.

- Рассказывайте, Кондратий Филиппович, рассказывайте! - дергал меня за руку Костя.

- Что тебе рассказывать? - усмехнулся я.

- Расправились?

- Полностью.

- А документы?

- Четыре мешка.

- Вот это да! - воскликнул Костя.

- И два живых фашиста в придачу! - подсказал подоспевший Сережа Ветров.

Костя присвистнул. Петрунин наклонился и стал всматриваться в лицо Сережи.

- Наш радист, - представил я смущенного, краснеющего хлопца.

- Ветров! - в один голос воскликнули Петрунин и Воронков.

- Он самый! - вынужден был ответить я, так как Сережа молчал. - А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь - Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.

Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.

- А что за фашисты? - спросил Костя.

- Фашисты знатные! - ответил ему Фома Филимонович. - И серьезные...

Окружающие дружно рассмеялись.

- Как это понимать?

И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.

- Майор Гюберт и шифровальщик Похитун, - произнес он и спрятался за чью-то спину.

На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок "предателя", но было уже поздно.

- Это... это серьезно? - оторопело спросил Петрунин.

- Серьезно, друже! Сущая правда, - ответил я.

- А где они?

- Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке, - сказал Логачев.

- Вот оно как... - еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин. - Гюберт и Похитун? Хм... Ну, знаете...

- Сколько пассажиров? - раздался сердитый бас пилота.

- Восемь, - ответил я.

- А груз?

- Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.

- Дайте-ка мне провожатого, - сказал пилот. - Я погляжу поле.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.

- Давайте грузиться, товарищи! - потребовал второй пилот. - Через полтора часа начнет светать.

Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.

- У моего начальника, видать, заскок приключился! - произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу. - Это бывает. Придется его волоком тянуть.

- Волоком не волоком, а дотянем... - пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.

- Вот каков наш Филя! - похвастался Трофим Степанович. - После войны в чемпионы пойдет.

Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:

- Не ёрзай, не ёрзай, господин, а то уроню.

Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.

- Вам что, господин на тонких ножках, особое приглашение? - обратился к нему Трофим Степанович. - Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!

Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.

Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.

Когда началась погрузка вещей, я распорядился:

- Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!

Карягин смутился, но остался очень доволен.

- Расщедрился ты, майор! - сказал он. - А не жалко?

- А как бы вы поступили, будучи на нашем месте? - спросил его Петрунин.

- Что ж, спасибо... Больше ничего не скажу, - проговорил Трофим Степанович.

А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.

- А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете, - сказал он.

Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:

- Берегите ее, как самого себя. Тут всё, позывные, частота, время... Специалист разберется.

- Залезайте, залезайте! Пора! - строго приказал вернувшийся пилот.

Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.

Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.