Конец означает начало

В заметках, набросанных 20 августа 1940 года, за несколько часов до рокового удара Меркадера, Троцкий писал, что «современная война ставит вопросы социальных изменений бесконечно более настоятельно и повелительно, чем первая мировая война… Никогда прежде в истории человечества силы реакции не были так сильны. Однако было бы непростительной ошибкой не видеть ничего, кроме этого. Исторический процесс противоречив. Под ударами официальной реакции массы радикально меняются, обретают опыт и становятся восприимчивыми к новым политическим идеям… Будем ли мы двигаться вперёд в формировании (революционной) партии, достаточно сильной, чтобы выступить в момент кризиса? Смогут ли сталинисты оказаться во главе следующего революционного подъёма или они станут вести революцию к катастрофе, как они это сделали в Китае и Испании? Мы не можем не принимать во внимание эту возможность, особенно в Европе» [590].

Рассматривая перспективы развития СССР в «Письме советским рабочим», Троцкий переводил свои идеи о социальной природе Советского государства на более конкретный и доступный массам язык. «Октябрьская революция,— писал он,— была совершена в интересах трудящихся, а не новых паразитов. Но вследствие запоздалости мировой революции, усталости и, в значительной мере, отсталости русских рабочих, особенно же крестьян, над Советской республикой поднялась новая антинародная, насильническая и паразитическая каста, вождём которой является Сталин… Рабочие и крестьянские Советы давно погибли. Их заменили развращенные комиссары, секретари и чекисты.

Но от Октябрьской революции ещё сохранились, к счастью, национализированная промышленность и коллективизированное сельское хозяйство. На этом фундаменте рабочие Советы могли бы строить новое более счастливое общество. Этого фундамента мировой буржуазии сдавать мы не должны ни в коем случае. Революционеры обязаны защищать зубами и когтями всякую позицию рабочего класса, идёт ли дело о демократических правах, о заработной плате или о таком гигантском завоевании всего человечества, как национализация средств производства и плановое хозяйство. Кто не умеет защищать старые завоевания, тот не способен бороться за новые. От империалистического врага мы будем охранять СССР всеми силами. Однако завоевания Октябрьской революции только в том случае будут служить народу, если народ сумеет расправиться со сталинской бюрократией, как он расправился в своё время с царской бюрократией и с буржуазией» [591].

В случае победы советского рабочего класса над бюрократией произойдут серьёзные изменения в экономике: резко изменится распределение производительных сил между разными отраслями хозяйства, да и всё содержание плана. Но так как эти преобразования сведутся к низвержению паразитической олигархии при сохранении национализированной (государственной) собственности, будущая революция станет носить не социальный, а политический характер [592].

XIX Герберт Венер и Леопольд Треппер

В книге Виктора Сержа «Дело Тулаева» один из наиболее ярких образов — образ коммуниста-добровольца интернациональных бригад в Испании Стефана. «Стефан, которому было тридцать пять лет, пережил уже крушение многих миров: поражение обессиленного пролетариата в Германии, термидор в России, развал социалистической Вены под пушками католиков, распад Интернационалов, эмиграцию, деморализацию, убийства, московские процессы». Размышляя над всеми этими трагическими событиями, Стефан с горечью думает: «Если мы исчезнем, не успев выполнить нашей задачи или просто быть свидетелями событий, сознание рабочего класса совершенно померкнет бог знает на сколько лет» [593].

Эти мысли Стефан развивает в разговоре со своей подругой: «Послушай, Анни! Во всём мире пятьдесят человек, не больше, понимают теорию Эйнштейна. Если бы их всех расстреляли в одну и ту же ночь, всё было бы кончено, на век, на два, может быть, на три,— откуда нам знать? Известное представление о мире исчезло бы… целиком. Подумай только: в течение десяти лет большевизм поднимал миллионы людей в Европе и в Азии выше их обычного уровня. А теперь, когда расстреляли русских (старых большевиков.— В. Р.), никто уже не увидит изнутри, что это было, чем жили эти люди, что составляло их силу, их величие, они станут непостижимыми; и после их исчезновения массы опустятся, окажутся ниже их…» [594]

Путь коммунистов, осознавших трагические последствия господства сталинизма в СССР и в международном рабочем движении, складывался по-разному. В этой связи любопытно сопоставить судьбы людей, сыгравших не последнюю роль в истории XX века,— Герберта Венера и Леопольда Треппера. Такое сопоставление тем более интересно, что оба они долгие годы провели в СССР, а в конце 30-х — начале 40-х годов оказались за его пределами.