Конец привычного мира. Путеводитель журнала «Нож» по новой этике, новым отношениям и новой справедливости

Думаю, да. И самые здоровые из них те, о которых особо не задумываешься: просто живешь и все. Если не задумываешься, значит, нет путаницы и психологического конфликта между разными желаниями и попыткой совместить все модели сразу.

Раздел 3 Новая этика

Новая этика – еще один хит сезона, но ее, в отличие от культуры согласия и борьбы с насилием, сложно с уверенностью назвать шагом вперед: на первый план в этой повестке часто выходят не реальные успехи в борьбе за права меньшинств, а бульварные скандалы с участием известных людей и перегибы в этой борьбе, которые дискредитируют саму ее идею.

У новой этики масса крикливых критиков, не меньше и чрезмерно эмоциональных, если не агрессивных, сторонников, и за их сиюминутными перебранками в соцсетях зачастую не видны назревающие серьезные противоречия. Например, мы не задумываясь считаем эмпатию безусловно положительным свойством: оно помогает гуманистам творить добро, а его отсутствие делает теми, кто они есть, самых злостных нарушителей коллективного договора – клинических психопатов. При этом исследования показывают: руководствуясь эмпатией, люди из самых благих побуждений игнорируют право других на самоопределение и собственные решения, навязывают им взгляды, далеко не во всем верные, и методы, которые совершенно не обязательно сработают.

Новая этика как практика решения общественных противоречий вызывает немало вопросов, поскольку порой предлагает слишком простые решения для сложных проблем, и в результате то, что задумывалось как средство расширения пространства свободы и справедливости, становится инструментом, свободу ограничивающим: последний виток #MeToo, дискуссия вокруг «Дау» и карантинных мер стали примерами таких неоднозначных ситуаций.

Серое Фиолетовое От борьбы с харассментом к сражению за карантин: как новая этика учит нас бояться других и бежать от свободы

Бесконечная борьба с сексуальными домогательствами, солидарное осуждение и запреты, сопровождающие кинопроект «Дау», и, наконец, невиданный по масштабам массовый отказ от индивидуальных свобод во время коронавирусного карантина похожи между собой. В основе всех этих явлений – переустройство общества на базе управления личными границами, якобы обеспечивающее нам безопасность, но на деле лишающее нас свободы.

Жизнь – это рискованное предприятие, конечное во времени и пространстве. Таким оно является и являлось всегда для представителей всех биологических видов нашей планеты. Более того, эти риски – быть съеденным, умереть от болезни, найти или не найти сексуального партнера, исчезнуть в изменениях условий существования и освободить свою экологическую нишу для других видов – являются не случайным отклонением от «счастливой нормы», но чем-то, определяющим возможность жизни как таковую. Возможность нашего существования в конкретный момент времени полностью определена смертями и болезнями иных живых существ.

Этими рисками определялась и человеческая культура на протяжении всей ее истории: эпические герои убивают и умирают в сражениях, любовь оказывается неразрывно связана со смертью, жизнь – с опасностью умереть, а свобода – с возможностью защитить ее собственным прямым и активным действием.

Отказ от соприкосновения с внешним, бегство от самой возможности столкновения с опасностью и есть бегство от свободы и, более того, от факта жизни как таковой.

#MeToo против любви

Первой жертвой этого бегства стала романтика, любовь и связанное с ними желание. Пройдя через краткий период эмансипации в 1960–1970-е на Западе и в 1920-е, а затем 1990-е в России, они оказались первыми жертвами нового консервативного поворота, в котором восставшие угнетенные, едва освободившись, потребовали нового угнетения, теперь уже для каждой. Именем этого угнетения стала сепарация – и нет, речь не столько о маргинальных и малозначительных в масштабах всего общества идеях сепаратного феминизма, сколько о восстановлении и переустройстве личных границ, заново определяющих способы допустимого взаимодействия между людьми.

Дело здесь не только в новой регуляции сексуальных практик, но в стремлении сделать их управляемыми и отделенными от всех прочих типов человеческих отношений (таких как отношения сотрудников, соавторов, учеников и учителей). Дело в осознанном стремлении к разрушению интенсивных межличностных связей, самыми интенсивными из которых являются связи, в чьей основе лежит (быть может, не всегда до конца ясный и самим их участникам) романтический контекст.