– Вы заявляете, что в целом ряде ситуаций оказывались не способны сделать выбор, – сказал он мне однажды. – А я утверждаю, что эта неспособность только теоретически может быть приписана самой ситуации при отсутствии человека, который делает выбор. При наличии конкретного субъекта подобное просто немыслимо. Но поскольку в вашем случае невозможность выбора все же имела место, винить в этом нужно не ситуацию, а отсутствие субъекта. Возможность выбора есть основа основ нашего существования: доколе вы не выбираете, вы и не существуете. Все, что мы делаем, ориентировано на выбор и на действие. И неважно, является ли это действие более мотивированным, нежели бездействие, или менее мотивированным; важно то, что оно бездействию противоположно.
– Но почему человек обязан выбрать именно действие? – спросил я.
– Нет такой причины, – сказал он, – как и нет причины предпочесть бездействие. Вас нужно лечить просто потому, что вы в конце концов норму предпочли аномалии, а не потому, что одно состояние по определению лучше другого. Весь мой курс на первых порах будет направлен на то, чтобы вы научились отдавать себе отчет в факте собственного существования. Неважно, будете ли вы действовать конструктивно или хотя бы просто последовательно, главное, чтобы вы действовали. Неважно, в нашем с вами случае, достоин ваш характер восхищения или же порицания – если вы уверены, что у вас вообще есть характер.
– Я одного не понимаю, – сказал я, – по какой такой причине вы, Доктор, сделали свой выбор и принялись нас, несчастных, лечить.
– Не ваше дело, – ответил мне Доктор.
Вот так оно и поехало. Меня обвиняли, прямо или косвенно, во всех смертных грехах, от умственной нечистоплотности и тщеславия до того, что меня, собственно, просто не существует. Если я пытался протестовать, Доктор умозаключал: мои протесты указывают на то, что я признаю его утверждения верными. Если я просто сидел, молчал и мрачно слушал, он умозаключал: мой мрачный вид есть свидетельство того, что я признаю его утверждения верными.
– Ну ладно, – я наконец решил сдаться. – Все, что вы сказали, чистая правда. От первого до последнего слова.
Доктор выслушал меня с непроницаемым выражением лица.
– Вы сами не знаете, что говорите, – сказал он. – Такой вещи, как правда, вообще нет в том виде, в каком вы себе это представляете.
Эти, по всей видимости, бессмысленные собеседования не были единственным моим занятием на Ферме. Перед каждым приемом пищи я вместе с остальными пациентами занимался под руководством миссис Доки своего рода гимнастикой. Для самых дряхлых упражнения были очень простыми – кивать головой или сгибать и разгибать руки, – хотя отдельные старички выделывали просто чудеса акробатики: один джентльмен, лет семидесяти от роду, оказался мастером лазать по канату, а две старушки довольно живо крутили сальто. Каждому из нас миссис Доки предписывала свое; моей специальностью были произвольные, однако же безостановочные движения. Даже и во время еды, когда любые сложные движения были по понятным причинам исключены, я должен был все время крутить пальцем или притаптывать ногой. А еще мне было велено всю ночь ворочаться с боку на бок: требование, должен заметить, отнюдь не лишенное оснований, потому что я и без того всю жизнь ворочался по ночам, даже во сне – с самого раннего детства.
– Движение! Движение! – восклицал, едва ли не патетически, Доктор. – Вы должны постоянно осознавать, что вы движетесь!
Существовали особые диеты и, для многих пациентов, особые медикаментозные курсы. Я узнал о существовании Пищевой Терапии, Медикаментозной Терапии, Хирургической Терапии, Динамической Терапии, Информационной Терапии, Разговорной Терапии, Сексуальной Терапии, Агапотерапии, Терапии Занятости и
Терапии Суеты, Терапии Добродетели и Терапии Порока, Геотерапии и Атеотерапии – и, наконец, Мифотерапии, Философической Терапии, Скриптотерапии, а также великого множества всяких иных терапий, применяемых к здешним пациентам в различных сочетаниях и последовательности. С точки зрения Доктора, на свете нет ничего, что не оказывало бы на человека терапевтического, антитерапевтического или же неопределенного воздействия. Он своего рода суперпрагматик.
В конце последнего нашего собеседования – было решено, что я, пробы для, вернусь в Балтимор, и мы посмотрим, вернется ли ко мне мой ступор, а если вернется, то как скоро, – Доктор снабдил меня набором инструкций.