Конец пути

— Сад гостеприимен! — гремела Сильфана с небес. — И потому, кроме добрых людей, появились тут люди никчемные. В Саду дозволено поклоняться любым богам, и потому пришли сюда такие жрецы, что пожелали уничтожить город и привести его к гибели. Хотели притянуть сюда войну богов! Начали унижать тех, кто верит в иных богов, кроме амитрайской Подземной Праматери или Смейринга, бога Змеев. Начали вводить свои порядки. В нашем Ледяном Саду смерть начала таиться в переулках и подземельях храмов их мерзких культов. Но в Ледяном Саду нет места тем, кто хочет полной власти над остальными и кто желает управлять их верой, мыслями и телом. Древо не позволит обидеть тех, кто нашел защиту под его ветвями! Предатели убили многих, но превысили меру. Дни их миновали. Они подняли руку на людей — на граждан, похищенных с улиц, на прибывших, на Отверженных и измененных урочищами, но город ответил. Схваченные ими уже свободны! Глядите, как открываются в западной стене Каверн новые врата, и они идут. Все целые и здоровые! Глядите, как стража города ведет за ними предателей и иноземных шпионов, пораженных силой Древа. Смотрите на оружие, которое они желали повернуть против вас, и на сокровища, которые они у вас отобрали. Присоединяйтесь к спасенным, что идут Кавернами, Доками, Ластовней и Каменной Рощей до самого Верхнего Замка, в главный городской храм. Ступайте за ними оплакать тех, кто погиб, и благодарить Древо за жизнь спасенных! Сад охраняет своих жителей. Там, за морем, мир пылает. Деющие славят Змея и Праматерь и топят страну в крови. Землями от стран Юга до Побережья Парусов ночами владеют демоны урочищ, а днем люди в железе убивают невинных. Везде слышны крики, рев пламени и плач. Но никогда они не подступят к стенам Ледяного Сада. Сила Древа сильнее силы старых, обезумевших богов. Но даже Древо не спасет, если стены будут пустыми! Город — для вас, но вы должны быть готовы встать на его стенах, когда приплывут корабли, приносящие железо и войну богов! Между вами есть еще предатели! Осмотритесь! У них черные следы на лбу и руках. Они подбивают вас на странные обычаи. Они запугивают. Говорят, что Древо умерло, а весной придет огонь, неся новый мир. Хотят привести сюда королей и жрецов, которые наденут на вас цепи. Захотят править вашим сознанием, тем, что вы говорите, что ешьте и как живете. Вашими детьми и каждым вашим шагом. Хотите ли вы проснуться рабами, бьющимися за миску пищи? Ледяной Сад — ваш дом! Не позвольте его поджечь!

— Идиот! — вдруг отозвался со злостью Ульф. — Сейчас доведет их до погромов, дурак. Пойдемте, хватит уже этого. На эту малышку можете таращиться сколько угодно и дома, она будет так вот светиться и болтать еще с полчаса. Эти патриотические разговоры может выдержать только тот, кто выпил еще больше грушовки, чем тот, кто их придумал.

Глава 8 ПОСЕВЫ

Совет мой седьмой —

если ты в распре

с мужами смелыми,

лучше сражаться,

чем быть сожженным

в доме своем

(…)

Гнев и вражда

и обида не спят;

ум и оружье

конунгу надобны,

чтоб меж людей

первым он был.[5]

Sigrdrifumál — Речи Сигрдривы

— Эй! — орет доктор Пассионария Калло, колотя в двери. — Есть там кто?! Выпустите меня! Где я?! Кто вы?! Вы не имеете права меня тут держать!

За ее спиной порхают некие странные, сюрреалистические создания, не то стрекозы, не то младенцы — маленькие, не больше воробья, — на полу же вьется обезумевший плющ, ползает еще что-то, вода в стакане булькает и меняет цвета. Воздух дрожит от магии.

Пассионария вдруг теряет силы и запал, сползает спиной по едва различимым в стене дверям. Не плачет — просто глядит перед собой стеклянным взглядом. Сейчас впадет в бешенство и попытается разрушить помещение, то есть снова станет бросаться постелью, будто разгневанный павиан, метнет в стену стакан и кувшин с водой, перевернет тяжелый стул. Все остальное — круглое, мягкое, намертво прикреплено к полу и неуничтожимо. А потом комнату заполнят созданьица, будто из ночного кошмара. И так по кругу.

Я не понимаю, как там прибраться, пока в ней остается фактор «М», а потому небьющиеся стакан и кувшин стали первыми необходимыми изобретениями.

Иначе Калло закончила бы, бродя по битому стеклу.

— Ну, она хотя бы устает, создавая этих уродцев, — неуверенно говорит Фьольсфинн.

— Да где там, — цежу я со злостью, грызя трубку. — Все довольно нестабильно. Вернее, полустабильно. Оно слишком плотно, чтобы высосать его через кондёр, а потом распадается и снова проникает, само лезет в нее, пока она спит. Ты вытянешь лишь то, что есть в воздухе на базовой стадии. Я заглядывал в камеру за фильтрами, где все это дерьмо должно было бы кристаллизироваться в те твои цветочки: там уже должны бы цвести сады Семирамиды, а по факту — пяток несчастных папоротников. У нас тут клинический псих с тяжелым ПТСР, наделенный силой творения. Как будто у нас мало проблем.