Кони зевали, как псы, и не хотели специального корма из сушеных фруктов и мяса, зато то и дело тянулись к баклагам. Мы наполнили кожаное ведро и дали им пить, отерли с них пену, а потом и сами свалились на дно расщелины, дыша, словно рыбы на пляже. Ньорвин выглядел хуже остальных, был красным и весь потел; пот капал у него даже с носа и ручейками стекал к глазам.
— Смочите тюрбаны водой, — посоветовал Багрянец.
— Жаль воды, — сказал Сноп.
— Смочи тюрбан только Ньорвину, — сказал я. — Мореход слабо-больно. Мало-мало. Не уметь жар Амитрай.
Тот хотел что-то ответить, но казалось, что сил у него не осталось. Вытер лицо мокрой материей, а потом обернул ею голову.
Какое-то время мы сидели молча, тяжело дыша и пытаясь переждать самую жуткую жару. Сноп выполз на край расщелины и наблюдал, но, кроме стервятников в небе, ничего не было видно.
— Если увидишь темные тучи, пусть бы и далеко, дай знать: значит, нам пора убегать, — сказал Бенкей. — Теперь весна, и дождь может пойти, а здесь, где мы сидим, — дно сухого русла. Оно в один миг может наполниться ревущей водой.
— Хотел бы я, чтобы так случилось, — простонал Ньорвин.
— Сперва, — ответил Сноп. — А потом бы ты пожалел, что вообще родился.
Мы подождали, пока солнце не уйдет с небосклона, а потом отправились дальше.
Вошли в земли, где почва прежде была болотом, теперь высохла и растрескалась.
Едущий впереди Бенкей вдруг остановился, спугнув тучу отчаянно кричащих стервятников. Стоял там, остолбенев, пока мы не приблизились. Оказались мы в небольшой долине среди скал, и вся она усеяна костями. На солнце белели ряды ребер, щерились черепа и торчали рога.
— Красные волы, — пояснил Багрянец. — Некогда, до прихода Пророчицы, их разводили на мясо. Теперь в этом нет нужды, потому что Подземная не позволяет потреблять тела детей земли. Можно только то, что растет, а женщинам и девочкам еще молоко и сыр. Оставили только коров, да и то немного. А волов отпустили, а потому они подохли от голода и жажды. Везде есть такие вот кладбища.
— Странно, — отозвался в задумчивости Бенкей. — Я проверил каждый куст калечника. Ни одного плода. Даже зеленого.
— Дети ходят в пустыню и собирают все, что можно съесть, потом относят это в храм, туда, где весь провиант, который разделяют жрицы. В этих местах мало что растет. Калечник, лишайники, песочные корнеплоды. А сейчас голод. Если кто-то во время собирательства съест хоть ягодку, отправят на жертвенный стол.
— Для нас это означает одно, — сказал Сноп. — Тут везде могут скрываться люди.
Багрянец покачал головой.
— Не здесь. Тут все собрано до последнего стебелька. Но чем ближе к горам и дорогам, тем внимательнее стоит быть.
Потом солнце опустилось, а мы ехали дальше, наслаждаясь вечерней прохладой. Делали лишь короткие постои, чтобы напоить лошадей.
А потом небо вдруг покраснело, а солнце стало проваливаться под землю, чтобы взойти над подземным миром Праматери. И тогда я почувствовал, как по спине моей бегут мурашки, потому что услышал мрачный рев умирающего чудовища. Рога Красной Башни. Далеко, но отчетливо. Я не сумел бы забыть этот звук.
— Кишлак Баракардим, — сказал Багрянец. — Как я и говорил. В двух стайе отсюда, прямо на запад, перед нами.
— Хорошо, — сказал Сноп. — Я не глухой.
Вынул «глаз севера», а потом указал рукой параллельно своему плечу.
— Туда. Ровным темпом, строй не растягивать. Н’Деле в авангард.
Так мы и ехали в ночь.
Кишлак мы не видели, разве что на горизонте помаргивал огонек, крохотная искорка среди ночи, которая быстро угасла.
— Масла мало, — пояснил Багрянец. — Потому лампы они зажигают только там, где это необходимо. К тому же в темноте они обязаны спать. Нужно иметь силу для работы на поле. Только работа, молитва и сон. Говорят, что нельзя позволять бездельничать, потому что тогда человеческие овцы начинают злоумышлять.
Рассвет застал нас в следующем ущелье, прикрытыми сетью, а вдали видели мы светлую полосу тракта. В воздух подымалась туча пыли — это по дороге двигались три колесницы. Ехали неторопливо, я видел блеск на доспехах возниц и косах, воткнутых в гнезда на бортах, — походило на стальные крылья. Стрелки сидели сзади, свесив ноги над дорогой и подскакивая на выбоинах.
— Дорога еще на стайе идет на север, а потом сворачивает в сторону гор, — заявил Багрянец. — Нам нужно отступить в пустыню и обойти ее с севера.
— Потеряем день, — рявкнул Сноп. — Лучше подождем, пока она не опустеет, и пересечем ее, а потом прямо в горы. Там будет проще спрятаться, да и чуть срежем дорогу к долине.
— Если так, то прошу у тохимона позволения надеть одежды жреческого существа, которые есть у меня в седельных сумах. Тогда даже если мы наткнемся на войско, возможно, они на какое-то время поверят, что вы — мой эскорт. А даже если не поверят, будут настолько пойманы врасплох, что не потянутся за оружием. Войско сейчас не боится ничего, кроме храмов и жрецов.