Конец пути

Зажигательные снаряды разбивались на стенах домов, покрывая их гудящим огнем. Жидкий огонь проливался и на улицы, превращая их в реки огня, поджигая все, с чем сталкивался. Струи текучего пламени текли канавами, а все площади и порты пылали.

Перед нами стояла стена черного дыма, заслонявшего небо и море. Наши машины метали в нее очередные снаряды вслепую, один за другим, настолько быстро, насколько им позволяли водяные колеса, взводящие машины и выкатывающие каменные шары в чаши метателей.

Я видел, как снаряд Змеев ударил прямо в требушет на бастионе второй стены, над Кавернами, разбившись о зубцы и парапет. На том месте вырос столп гудящего огня, взобрался по раскачивающемуся после выстрела плечу, а потом оно с жутким скрипом завалилось в сторону и упало на улицу. Слышал страшный крик людей, обслуживавших машину, когда они бросились к стенам, пылая, словно капли смолы, чтобы разбиться о мостовую. Потом они уже лежали без движения, а тела их продолжали пылать.

— Фьольсфинн, ты видишь что-нибудь?! — кричал Ульф в медную трубу. — Спрашиваю, видишь ли флот этих гадов?! Что?! Понял! Выставляй шлюзы! Дам тебе сигнал барабанами, когда будут готовы батареи! Что?! Да! Я понял! Без подтверждения!

А потом Ньорвину:

— Всем батареям, не натягивать! Прекратить обстрел! Отстегнуть колеса и ждать сигнала. Когда заиграют раковины, натягивать!

Стоя рядом с ним, я чувствовал себя ужасно. Внутри я разрывался, хотел куда-то бежать, хотел сражаться или сделать хотя бы что-то. Тем временем пока что сражались лишь те, кого в Ледяном Саду называли «баллистниками». Те, кто обслуживал большие машины. Набрасывали шлеи на зубцы шестерен и пускали воду на колеса, чтобы натянуть плечи баллист и поднять противовесы требушетов, толкали повозки со снарядами, скатывали их на сети, которые поднимали наверх «журавлями» и загружали на метатели машин. Работали согласно наставлениям, вырезанным на медных таблицах, и слушали крики тех, кто понимал язык барабанов. Была это непростая упорная работа, более похожая на работу на мельнице, чем на битву. Они видели, как уходит в небо снаряд, но не имели времени смотреть, куда он бьет.

Но мне было нечего делать, как только стоять рядом с Ночным Странником и ждать приказов. Враг был слишком далеко, чтобы достать их стрелой из лука или выстрелом из арбалета. Пока сражались только машины. Я чувствовал, как внутри меня разгорается огонь. Я хотел быть хотя бы выпущенным из катапульты снарядом.

Потому, когда Ульф отдал мне приказ, я почувствовал облегчение и помчался к подвижной клетке на веревках, которая должна была привезти меня вниз башни.

На площадке устроили место для тех, кто передавал сигналы. Из стены торчали такие же медные раструбы, как те, в которые Ульф выкрикивал приказания, а перед ними стояли люди, выслушивающие и повторяющие их трем сигнальщикам, которые стояли около огромных, словно бочки, сигнальных барабанов. На лбах их были повязки со знаками кланов, торсы были обнажены и потны, а в руках — палки. Из дверей то и дело выбегали гонцы, которым подавали готовых для скачки лошадей, стоящих в безопасности под галереями. Другие же гонцы галопом врывались в ворота, соскакивали на бегу, чтобы добраться до предназначенных для гонцов труб в стене, куда они выкрикивали рапорты. Снаряды пока что не падали на Верхний Замок, но на подворье все равно стояли большие бочки с водой и короба, наполненные песком для гашения.

— Коня! — заорал я, перекрикивая грохот барабанов и вопли гонцов. Сразу же мне подвели нервничающего скакуна, и я погнал пустыми улицами в нижние кварталы.

Город пребывал в полутьме, окутанный вонючим дымом, освещенный, главным образом, красными проблесками пожаров. Я слышал над головой вой пролетающих снарядов, то ближе, то дальше, и жутковатые удары, с каким они лупили в крыши и улицы, а потом рев вздымающегося пламени.

Время от времени я слышал визг падающего снаряда над головой и тогда пытался прижаться вместе с конем к стене, укрыться в притворе, эркере или под колоннадой. Несколько раз ударяло так близко, что под моими ногами вздрагивала скала. Раз-другой дорогу перегородила стена огня, потому пришлось поворачивать в какие-то переулки, почти не раздумывая. Конь мой визжал от ужаса и танцевал подо мной, окружали нас клубы дыма, но я все же знал, как найти дорогу. Тогда промелькнула у меня мысль, что ни одно место в мире я не знаю так хорошо, как Ледяной Сад. Даже в моем родном Маранахаре, если не считать дворца, я сумел бы не заблудиться только в паре районов.

Когда-то.

А теперь город мой пылал, а я гнал в нижние кварталы по пустым улицам, время от времени проносясь мимо горящих, скорченных тел, домов, которые пылали изнутри, выстреливая через окна языками пламени, раскаленных, будто каменные печи.