Конец пути

Я видел разбитые, проваленные крыши, везде валялись тлеющие тряпки, стекло из разбитых окон скрипело и трещало под копытами. Время от времени я натыкался на жутко изуродованные трупы, разорванные, раздавленные, в странно изогнутых позах, то и дело раздавался визг нового подлетающего снаряда, а наши машины молчали.

В Каверны я влетел сквозь ворота и сразу понесся под стену, к стражницкой.

В квартале было немало людей, но все они были гвардейцами и стражниками. Сменялись расчеты при машинах, одни бежали по ступеням на стену, другие сбегали на улицу, ведя раненых; я проходил мимо стражников: посыпающих огонь песком, что гудел между домами и на крышах, несущих на плащах кричащих окровавленных людей — или тех, кто скулил, свернувшись, от боли, с кожей, покрытой черными, красными и белыми пятнами ожогов. Везде царило движение, куда-то бежали люди с ведрами, какой-то командир поставил в два ряда хон пехоты в глубоких шлемах. Жители в тревоге выглядывали из дверей и подвалов.

— Командир! Провести к командиру! Приказ из башни! — крикнул я, несясь между ними и пытаясь никого не растоптать конем. — Ракитник! Где центурион Ракитник! Бегом!

Кто-то помчался прямо в донжон стражи, я увидел только черное дерево на прокопченной тунике и блеск шлема.

У командира была испятнанная кровью повязка на голове, под мышкой — шлем странной формы, а сам он выглядел как бык. Почти.

Был у него массивный лоб, широкий бычий нос и морда, а еще подрезанные до половины рога, которые входили в отверстия шлема. Это меня застало врасплох, но одновременно тот факт, что обороной Каверн руководил измененный и Брат Древа, показалось мне вдохновляющим. Это был наш город.

— Какие приказы?! Почему нет воды в движителях?! Колеса не действуют!

— Башня говорит: промываем улицу! Вода идет к пожарным шлюзам! Через малую водную меру ты должен забрать всех с улиц и подвалов! Закрыть все двери! Людей на верхние этажи! Прикажи бить в барабаны, когда будешь готов!

— Мой кирененец ранен! Я едва его понимаю, а одной рукой он барабанить не сможет.

— Собирай людей! Я встану у барабана.

Он отдал приказания, которые сразу же начали повторять, выкрикивая их дальше по улицам. Пехота бежала трусцой, порыкивая на гражданских, затворяя ворота, другие переносили раненых в дома.

То и дело раздавался свист, и на город падал град снарядов. Дым из горящих рынков поднимался черной подвижной стеной, заслоняя наполненное вражескими кораблями море, и закрывал небо, вбирался в легкие, щипля глаза. А из этой черной завесы раз за разом вылетали новые снаряды.

— Мы их не видим и не стреляем, — сказал Ракитник. — А они идут вперед. Вот-вот ворвутся в порт, и мы получим их на стенах. Потому я ставлю пехоту на стену.

— По дороге к нам есть еще опорная стена и форты портов. Они не пройдут так легко, — ответил я, чувствуя, однако, надвигающуюся волну страха.

— Передай башне, что мне нужны медики и вода онемения. Тут люди с ожогами.

— Сделаю, но сперва исполни приказ.

Люди Ракитника успели примерно в указанные сроки — за малую водяную меру, а когда улицы стали совершенно пустыми, я встал на донжон подле барабана с намалеванным на коже знаком клана Волка и взял палки в руки.

Первый сигнал, который я отослал, звучал: Каверны готовы! — и почувствовал себя странно. Своим домом мне должно бы считать Киренохару, а тем временем мне казалось, что место мое — на стенах Каверн.

И тогда я услышал растущий шум.

Сила, благодаря которой определенные вещи в Ледяном Саду могли происходить без вмешательства человека или животных, укрыта в плененном водопаде, что начинался на вершине горы, породившей город. Часть его лилась каскадом по северной стене города, а потом наполняла потоком вспененной воды ущелье, что отделяло стены от урочища и настоящего ледяного сада, а часть — падала в море, странствуя собственными руслами в стенах города под улицами и через каналы.

Теперь нижние кварталы пылали, а потому мастер Фьольсфинн приказал закрыть одни шлюзы и открыть другие. Падающая с самой вершины вода перестала приводить в движение машины и поплыла по сужающимся каналам, которые начинались как широкие русла, могущие поместить в себе рыбацкую лодку, а в конце были не шире плода сливы и открывались во многих местах в стенах домов.

Зато когда вода потекла сюда — она била потоком, который смел бы и каменного вола. Весь этот потоп ударил теперь из стен — домов и крепостных, — превращая все улицы ниже второго кольца в речные русла и обрушиваясь каскадами в Каверны, а потом в Ластовню, на Каменное Торжище и остальные портовые кварталы, где площади превратились в пламя. Вода из отверстий второй стены потоками пролилась на крыши каверн.

Настоящее драконье масло и правда невозможно погасить водой. Есть в нем нечто такое, что заставляет его разгораться еще сильнее, когда вокруг оказывается вода. Настоящее драконье масло невозможно даже смыть. В нем есть имя богов, приводящее к тому, что если пламя разгорается, то оно сжигает все, даже камень и железо. Этот огонь может набрасываться на человека, а масло пристает ко всему, к чему прикоснется.