Кроме того, когда я стоял рядом с ним на башне около барабана, видел, как он протягивает руки, словно указывая направление атаки с обеих флангов, и одновременно что-то упрямо бормочет на своем гудящем и потрескивающем языке. Казалось, ему нужно для этого немало сил, он прикрывал, бормоча заклинания, глаза, на висках проступали вены, а по лицу тек пот. Позже он начинал выкрикивать слова, повторяя их раз за разом со все большим нажимом. Я не знал, что оно должно вызвать, но однажды увидел, как все наши снаряды, что как раз ушли в воздух, начинают сворачивать, собираться, словно птичья стая, создавая один ком огня, камней и железа, а потом все вместе падают на одну галеру, разнося ее на куски.
В другой раз он кричал на идущий в сторону порта корабль, повторяя: «
В другой же раз наш большой требушет на опорной стене без видимых на то причин разлетелся при выстреле, давя несколько человек и разбрызгивая зажигательный снаряд на стену под собой.
Это были немногочисленные случаи, когда я видел нечто странное, связанное с силой имен богов, но в остальном продолжалась обычная, кровавая, но совершенно естественная осада. Война, в которой убивали метаемые машинами снаряды и огонь.
Однажды среди обычных снарядов, метаемых в нас флотом Змеев, оказались большие сосуды, что разбивались о стены и улицы на мелкие кусочки, разбрасывая во все стороны отвратительно воняющие останки людей и животных. Я полагал, что это, скорее, неприятно, чем опасно, однако Ульф и Фьольсфинн оказались этим потрясены сильнее, чем зажигательными снарядами, и сразу же послали наффатунов, чтобы те облили все те места драконьим маслом, а через какое-то время приказали открыть шлюзы и смыли горящие останки в море. Наши Песенники даже поссорились из-за этого, выкрикивая слова, которые звучали, как «инвайранмен», «айкологхи» и «фокен лор».
Только какое-то время спустя Ульф пояснил, что в таких гниющих останках могут жить невидимые глазу червячки, которые – суть духи болезней, а зараза в осажденном городе – это «факен конец».
В остальном же мы выходили на службу, возвращались в Верхний Замок, где ели, мылись и пытались спать. Мы редко делали что-то вместе – я имею в виду Ночных Странников. Когда осада начиналась, мы надеялись, что станем выходить за стену, чтобы убивать предводителей Змеев или уничтожать их машины. Но они находились на море, и несмотря на частые атаки, так и не сумели высадиться на пляжах восточного побережья. Мы же сидели за стенами. Потому у каждого была служба на одном из участков, и мы редко виделись. Однажды Грюнальди даже сказал, что хотел бы, чтобы Змеи высадились на острове, потому что тогда, по крайней мере, до них можно было бы добраться.
А потом все изменилось.
Пришло странное время, которое я помню, как помнится бред после тяжелого жара. Время ужаса и темноты. Расскажу об этом так, как сумею, хотя предпочел бы позабыть. Но то, что случилось в Ледяном Саду, должно быть рассказано.
Однажды, во время не слишком ярого штурма, обычного, когда флот плевал в нас снарядами, а мы стреляли по ним, мы увидели паруса на юге. Я тогда стоял у барабанов и совершенно бездумно вместе с другими начал отбивать сигнал:
Пришел Амитрай.
С ровным движением рядов весел, с глухим стуком барабанов, задающих ритм гребцам, прикованным к веслам, прибыл флот Праматери. Шли корабли с широкими бортами, режущие воду окованными таранами, торчащими перед носом, с раздутыми квадратными парусами, с палубами, полными воинов. Один за другим.
Я смотрел с остальными с опорной стены – в молчании и ошеломлении, а корабли близились, становясь в длинные ряды и спуская паруса. Флот Змеев ответил хором своих мрачных рогов, «волчьи» корабли стали поворачивать в сторону строя амитрайских галер, тоже становясь в несколько шеренг. Пару ударов сердца я тупо смотрел на корабли, крохотные отсюда, словно зернышки, пока до меня не дошло, что я – один из немногих, который знает, на что именно я смотрю.
Я подошел к барабану и взял палки.