Конец радуг

В начале века Уэст-Фолбрук был уютным местечком. И суматошным. Совсем рядом с Кэмп-Пендлтоном, крупнейшая гражданская тусовка базы. Тут выросло новое поколение морпехов… которые ввязались в новое поколение войн. Роберта Гу-младшего принесло на хвосте той волны, в период, когда офицерам – американцам китайского происхождения снова начали доверять. Прекрасное, горьковато-сладостное времечко.

Теперь городок разросся, но морпехи перестали играть в его жизни настолько заметную роль. Армейский быт значительно усложнился. Разрываясь между эпизодическими войнами, подполковник Гу счел Уэст-Фолбрук подходящим местечком, чтобы вырастить дочурку.

– Я все же думаю, что это была ошибка Мири – называть его Роберт.

Элис Гу отвлеклась от работы и подняла глаза.

– Дорогой, ну мы уже это проходили. Мы ее такой воспитали. Мы для нее были Боб и Элис[5], а не Ма и Па или что там за глупости нынче в моде. Ну и Роберт был Робертом, а не дедушкой.

Полковник Элис Гу, невысокая, круглощекая, а в те моменты, когда ее по работе не измотали, – неплохая мать. Она окончила военную академию в Аннаполисе первой из своего курса в те годы, когда невысокий рост, круглощекость и материнские качества явно вредили карьере. Она бы уже до генерала дослужилась, но командование подыскивало ей более продуктивные и опасные задания. В том числе – основанные на кое-каких ее сумасбродных идейках. Но не на этой. Она всегда настаивала, чтобы Мири обращалась к родителям, словно к своим сверстникам.

– Послушай, Элис, меня никогда не напрягало, что Мири зовет нас по именам. Возможно, придет время, когда Маленькая Генеральша будет нам не просто любящей дочкой, но сотрудницей, а то и начальницей. Ты пойми, она моему старику путает… – Боб оттопырил большой палец в сторону сгорбленного в кресле Роберта-старшего, созерцавшего их. – Посмотри, как папа себя вел сегодня. Он весь сиял. Он принимает Мири за мою тетю Кару в детстве!

Элис ответила не сразу. В ее часовом поясе стояла середина утра. На водах гавани блестело солнце. Она занималась поддержкой американской делегации в Джакарте, где Индонезия вступала в Индо-европейский альянс. Япония уже присоединилась к этому клубу с потешным названием. Шутили, что индо-европейцы скоро весь мир себе подчинят. В иное время Китай и США не сочли бы шутку смешной, но мир изменился. Китай и США восприняли перемену с облегчением: она позволила выиграть время для более серьезных задач.

Взгляд Элис метнулся из стороны в сторону, она кивнула в начале речи, засмеялась реплике какого-то острослова. Прогулялась немного с парой самодовольных типчиков, без умолку болтая на индонезийском, китайском и пиджинглише; Боб разбирал только пиджинглиш. Потом Элис снова осталась одна, подалась вперед и одарила его широкой улыбкой.

– Так это же круто! – сказала она. – Твой отец много лет как утратил навыки рационального мышления, верно? А теперь вдруг пришел в себя достаточно, чтобы как следует провести время. Тебе бы стоило обрадоваться. Он идет на поправку. Скоро твой отец к тебе вернется!

– Э-э-э… да.

Вчера он попрощался с последней сиделкой. Действительно, папа совсем скоро выздоровеет. В инвалидном кресле его до сих пор держат лишь потому, что врачи хотели убедиться в полноте костной регенерации, а уж потом отпускать его на прогулки по окрестностям.

Она заметила выражение его лица и насмешливо склонила голову вбок.

– Трусишка зайка серенький?

Он бросил взгляд на отца. Парагвайская операция всего через пару недель. Тайные делишки на краю света. Перспектива эта теперь виделась ему приятной.

– Наверное.

– Тогда позволь Маленькой Генеральше взять дело в свои руки и ни о чем не переживай. – Она развернулась и помахала кому-то невидимому. – Упс. – Картинка замерцала, отключилась, и остался только безмолвный канал сообщений.

Элис  Боб: Мне пора. Я и так уже секретаря Мартинес прикрываю, а местная традиция разделение рабочего времени не приветствует.

Боб остался сидеть в молчаливой гостиной. Мири делала уроки наверху. На улице поздний послеобеденный час сменялся вечером. Спокойное время. В его детстве папа бы принес поэтические сборники, и они с мамой и маленьким Бобби стали бы читать вслух. Боб почувствовал неподдельную теплую ностальгию по тем временам. Он оглянулся на своего отца.

– Пап?

Ответа не последовало. Боб подался вперед и сделал попытку вежливого крика:

– Пап? Тебе светло? Я могу намного светлее сделать.