Конец радуг

— Ach ja, — сказал Гюнберк и неожиданно улыбнулся. — Несколько даже обидно, что когда я был просто самим собой, меня обвинили в переигрывании. Итак, теперь мистер Кролик считает, что мы — латиноамериканские наркобароны.

Шевелящийся хрустальный туман, бывший образом Кейко, вроде бы улыбнулся.

— В некотором смысле это даже правдоподобнее, чем правда.

Последние лет десять звезда наследников нарковойн закатилась: доступ к кайфу и погружению стал столь широким, что то, чего так и не смогла сделать сила, сделала конкуренция. Но богатство наркобаронов по-прежнему превосходило самые смелые мечты некоторых малых стран. У тех, что скрывались в государствах-неудачниках, могло хватить безумия сделать то, на что сегодня намекали эти трое.

— Этого кролика можно держать в руках, тут я согласен, — сказал Гюнберк. — А хватит ли у него умения для того, что нам нужно? Куда менее вероятно.

— Засомневался насчет нашего маленького предприятия, Гюнберк?

Это прозвучал настоящий голос Кейко. Говорила она небрежно, но Альфред знал, что у нее тоже нехорошие предчувствия.

— Конечно, — ответил Гюнберк. Минуту помолчал. — Вот смотри: террор с помощью технических неожиданностей — это величайшая угроза выживанию рода человеческого. Великие державы — мы, Китай, Штаты — живут уже некоторое время в мире. В основном потому, что мы осознаем опасность и сдерживаем все остальные страны. А сейчас мы узнаем, что американцы…

— Мы пока еще не знаем, что это американцы, Гюнберк, — сказала Кейко. — Лаборатории Сан-Диего работают с учеными всего мира.

— Это да. И еще неделю назад я так же сомневался, как и ты. Но сейчас… ты вспомни: это испытание оружия — шедевр маскировки. Нам неимоверно повезло, что мы его заметили. Это испытание — плод терпения и профессионализма на уровне великой державы: у великих держав есть инерция и бюрократическая осторожность. Полевые испытания необходимо проводить во внешнем мире, но вести разработку оружия они станут только в своей лаборатории.

Кейко издала звук далеких серебряных колокольчиков:

— Но зачем великой державе планировать революцию в средствах доставки эпидемии? Что ей за выгода?

Гюнберк кивнул:

— Да, в такой формулировке это имеет смысл для секты, но не для сверхдержавы. Сперва мой вывод казался мне кошмаром, лишенным логики. Но мои аналитики возвращались к этому вопросу снова и снова. И пришли к заключению, что симптом медовой нуги не был просто стендовым испытанием смертельной болезни. Всего лишь одна из существенных характеристик испытания — да. Цель противника масштабнее, чем немедленный удар биологического оружия. Они близки к получению эффективной технологии ТДМВ.

Кейко молчала. Даже ее хрустальные плоскости застыли. ТДМВ. Термин из научной фантастики исхода прошлого столетия. «Ты-Должен-Мне-Верить». То есть — управление разумом. Слабые, социальные формы ТДМВ были двигателем всей человеческой истории. И более ста лет возможность неодолимого убеждения была темой академических исследований. Последние тридцать лет она стала реальной технической целью. И последние десять лет некоторая ее версия стала осуществимой в хорошо контролируемых лабораторных условиях.

Кристаллы шевельнулись. Альфред понял, что Кейко смотрит на него.

— Это возможно, Альфред?

— Боюсь, что да. Мои люди изучили доклад. Гюнберку неимоверно повезло, поскольку на самом деле испытывались одновременно два радикальных новшества. Принуждение Медовой Нуги было куда более прецизионным, чем требовалось бы для испытания удаленного запуска болезни. Преступники знали, что они кодируют, — вспомни ролик прикрытия для нуги. Мои аналитики считают, что противник может добиться высокого семантического контроля в ближайший год.

— Черт побери, — вздохнула Кейко. — Всю жизнь воюю с сектами, и думала, что великие державы в такое невероятное зло не полезут… но вот это — это показывает, что я ошиблась.

Гюнберк кивнул.

— Если мы правы насчет этих лабораторий и не сможем… разобраться с ними, это может стать концом истории. Концом всего, ради чего когда-либо велась борьба добра со злом. — Он резко встряхнулся, возвращаясь к практическим вопросам. — А все, что мы можем, — это действовать посредством дурацкого кролика.

— Я проследил его биографию, Роберт, — негромко возразил Альфред. — Думаю, он в состоянии сделать то, что нам надо — так или иначе. Он даст нам информацию изнутри или устроит там неплохой хаос — который к нам не приведет, — чтобы любое зло стало очевидным. Если оправдается худшее, у нас будет достаточно доказательств, чтобы мы и Китай — и даже непричастные силы в США — могли это искоренить.

Атаки подавления на территории великой державы — редкость, но прецеденты бывали.

Все трое ненадолго замолчали, и звуки дневного фестиваля понеслись вокруг Ваза. Столько лет он уже не был в Барселоне… Наконец Гюнберк нехотя кивнул.