Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры

В начале 1950-х Салазар совершил поворот от сельскохозяйственной и сырьевой экономики к промышленному развитию. Спор двух фракций бюрократии, жестких государственников и более либеральных технократов, закончился с некоторым перевесом вторых. Под их влиянием в 1953 г. правительство приняло первый шестилетий план, в котором первенство отдавалось развитию инфраструктуры и промышленности.

Столь важное дело Салазар не был готов доверить стихиям рынка. План осуществлялся в жестких рамках экономического национализма и государственного дирижизма. Все бюджеты оставались профицитными, а иностранные инвестиции составляли ничтожный процент финансирования плана. Профицит и минимум иностранных инвестиций считались важными составляющими национальной безопасности и суверенитета. В отличие от Испании, Португалия имела возможность финансировать развитие за счет колониальных доходов, а слишком быстрый прогресс Салазар считал вредным для общества. Но и его стране пришлось перейти к экспортной модели.

Благодаря повороту к промышленному развитию и послевоенному экономическому буму в Европе португальская экономика росла в 1950-е в среднем на 4% в год — как и испанская, быстрее, чем когда-либо прежде. В 1960-е рост ускорился до 6% в среднем за год. Почти за два десятилетия экономического подъема изделия легкой промышленности вытеснили в качестве главных товаров португальского экспорта винную пробку и колониальный кофе, а их в свою очередь потеснила тяжелая промышленность и сфера услуг. Теперь первенство принадлежало химическому производству, машиностроению, строительству и туризму.

Салазар, подобно южнокорейскому диктатору Паку Чон Хи, сам выбирал доверенных бизнесменов и поручал им модернизировать ту или иную отрасль в обмен на преференции со стороны государства. Таким образом он создавал подобия японских промышленно-финансовых конгломератов — дзайбацу — или южнокорейских чеболей. За время экономической трансформации в португальской экономике окончательно закрепилось несколько многоотраслевых холдингов, которые были локомотивами роста, но одновременно тормозили конкуренцию.

Ни Испанию, ни Португалию не принимали в Европейское экономическое сообщество, но зато Португалии удалось примкнуть к объединению государств, которые и сами вступить в общий рынок не стремились. Вместе с Великобританией, Швейцарией, Австрией и Скандинавскими странами Португалия в 1960 г. стала соучредителем Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ), куда вошли те страны, которым кооперация в рамках ЕЭС казалась слишком тесной, политизированной и опасно зависящей от лидеров континента — Франции и Западной Германии. Старые связи с Британией помогли Португалии войти в клуб, в который более одиозную Испанию даже не звали.

Политическая жизнь в Португалии поначалу была свободнее, чем в Испании, ведь Салазар получил власть мирным путем и не уничтожал своих оппонентов физически на гражданской войне и после нее, как Франко. В частности, по этой причине Салазар в 1950–1960-е столкнулся с более реальными угрозами своей власти со стороны оппозиции, усилил репрессии и все чаще опирался на политическую полицию (PIDE). Вместе с колониальными войнами, в которые Португалия ввязалась в конце 1950-х, это привело к парадоксальному результату: Франко и Салазар как бы поменялись местами. Испания не достигла большей свободы, чем Португалия, но она стала свободнее себя прежней, а Португалия — нет, и к Испании Франко на Западе начали относиться, пожалуй, чуть лучше, чем к Португалии Салазара, который ожесточился и еще больше замкнулся в себе.

В Испании период экономического роста сопровождался оттепелью и смягчением противоречий времен гражданской войны, а в Португалии — засильем спецслужб, обвинениями в колониальных жестокостях и потерей международной репутации. Португалия, подобно СССР, даже создала радиостанцию, которая на иностранных языках критиковала западную демократию. Ультраконсерваторы и крайне правые во Франции и Англии, расстроенные потерей империй и очередным закатом Европы, стали ее благодарной аудиторией.

От старой доброй Европы к свободе нравов

Опасения изоляционистов в окружении Франко, что Запад, получив доступ к испанской экономике, на этом не остановится и будет пытаться влиять на испанскую политику, подтвердились. Международное европейское движение, продвигавшее идеи европейской интеграции, пригласило на свою очередную ассамблею, проходившую летом 1962 г. под эгидой ЕЭС в Мюнхене, 118 испанских оппозиционеров, представлявших все политические силы за исключением коммунистов. Среди гостей были именитые эмигранты-республиканцы, диссиденты из самой Испании, монархисты из окружения дона Хуана и даже известные перебежчики из рядов режима, вроде видного фалангиста, бывшего главы отдела пропаганды времен гражданской войны Дионисио Ридруэхо, которого раньше называли испанским Геббельсом.