Читаем Конец российской монархии полностью

Но если в сухопутной армии, всегда отличавшейся твердым внутренним порядком и состоявшей по преимуществу из солдат-крестьян, еще возможно было до поры до времени уберечь войсковые части от революционных выступлений, то во флоте, где дисциплина была слабее и куда поступало много военнообязанных из рабочих, это дело являлось гораздо более трудным. Революционная пропаганда велась там с большим для нее успехом, и уже в июне 1905 г. она дала очень резкую вспышку.

Команда одного из самых мощных черноморских броненосцев, носившего имя «Князь Потемкин Таврический», воспользовавшись отделением корабля от остальной эскадры для занятия артиллерийской стрельбой, 14 июня неожиданно взбунтовалась. Повинуясь кучке революционно настроенных вожаков, она перебила и выбросила за борт командира и большинство своих офицеров, после чего направилась в Одессу, где ожидалось восстание рабочих.

Последнее, однако, было потушено войсками, остававшимися верными правительству. Мятежному настроению на берегу не помогли и те два боевых выстрела, которые были даны с броненосца по городу по совету прибывших оттуда агитаторов.

С томительным напряжением тогда экипаж названного выше морского гиганта стал поджидать подхода всей Черноморской эскадры, убаюкиваемый мечтами о переходе ее на сторону восставших.

И действительно, рано утром 17 июня на горизонте Одессы появились дымки. То была Черноморская эскадра, направлявшаяся прямо на «Потемкина», стоявшего на внешнем рейде порта. Но какое последовало разочарование для мятежного экипажа!..

«Безумные, покайтесь! Мы удручены вашим поступком!» — так телеграфировали команде «Потемкина» с адмиральского корабля.

Около полудня число надвигавшихся на «Потемкина» дымков увеличилось, и мятежникам была послана вторичная телеграмма, призывавшая их к повиновению.

Но среди упорствующих пробили боевую тревогу, и морской красавец исполин, повинуясь мятежной руке, стал готовиться к бою со своей же эскадрой.

Однако до этого ужаса дело не дошло. Командующий адмирал, удостоверившись в невозможности усовестить восставших, дал сигнал эскадре повернуть на Севастополь… По-видимому, он желал избежать братского кровопролития и сохранить в целости едва ли не лучший корабль Черноморского флота — «Потемкин».

Видя себя одиноким и нуждаясь в провизии, угле и пресной воде, непокорный «Потемкин» направился к румынским берегам и неожиданно вошел в порт Констанца.

Не получив разрешения румынских властей грузиться и уподобляясь раненому зверю, мятежный корабль еще раз метнулся к родным берегам, в Феодосию. Встреченный там огнем местного гарнизона, он снова вернулся в Констанцу, где 25 июня команда наконец добровольно сошла на берег.

После 11-дневного пребывания в мятежных руках корабль поступил в распоряжение румынских властей и вскоре был возвращен ими русскому правительству.

Броненосец получил новое название «Св. Пантелеймон» и еще долго состоял в рядах Черноморского флота. В минувшую войну он входил в эскадру «старых» броненосцев, которая однажды встретилась с современным силачом «Гебеном» и после обмена залпами вынудила последнего скрыться в тумане[90].

Таким образом, хотя мятеж в Черноморском флоте не принял общего характера и остался в пределах отдельной вспышки, тем не менее, по донесениям того времени главного командира Черноморского флота, настроение в частях и командах этого флота было очень тревожным и внушало мало доверия. Черноморский флот объят был революционными настроениями.

Едва ли в лучшем положении находился флот Балтийского моря, но серьезные революционные вспышки произошли там позднее, в начале октября 1905 г. и летом 1906 г., под видом Кронштадтских восстаний.

«БУЛЫГИНСКАЯ ДУМА» НИКОГО НЕ УДОВЛЕТВОРЯЕТ


После кровавых событий 9 января князь Святополк-Мирский ушел с поста министра внутренних дел. Его место занял Булыгин.

Почти одновременно с этой переменой, уступая революционному нажиму, правительство в феврале объявило о своем намерении привлекать избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений, но «при непременном сохранении основных законов империи».

Таким образом, намечалось представительное собрание, долженствовавшее иметь строго совещательный характер. Очевидно, что такое решение вопроса не могло удовлетворить разгоряченного борьбою населения, и немедленно вслед за обнародованием данного намерения началась серия съездов, на которые выносились гораздо более радикальные требования.

Эти требования стали особенно настойчивыми после тяжкого поражения нашего флота в мае под Цусимою. Тогда же в Москве многие организации, преимущественно из людей либеральных профессий, объединились в особый «Союз союзов».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное