Читаем Конец российской монархии полностью

Особенность эта была правильно учтена германцами, которые решили прийти на помощь Австро-Венгрии, убедившись в ее катастрофическом положении.

Обстановка благоприятствовала новому плану германской главной квартиры. Положение немецких армий на Западном фронте к этому времени упрочилось. Приняв же решение держаться на этом фронте оборонительно, германцы получали новую возможность переброски части своих сил на восток против нас. Восточный фронт, таким образом, становился для них главным на весь летний период 1915 г.

Здесь, на левом берегу Вислы до подножия Бескид, сформировали они свою знаменитую ударную группу — фалангу генерала Макензена[124], составленную из лучших дивизий и снабженную невиданной по силе артиллерией, прорвав расположение русских войск у Горлице[125]по плану, подробно разработанному известным ныне в Европе генералом, а тогда полковником, фон Сектом[126], немцы постоянным вливанием свежих войск расширили свой прорыв до предела огромной зияющей раны…

Постольку победа покрывает собою все недочеты и слабые места победившего, поскольку поражение, даже частное, их выявляет и подчеркивает у побежденного…

Поражением у Горлице было поколеблено положение всего нашего фронта, все наши недочеты получили сразу значение решающих факторов. И постепенно новыми усилиями противника мы были вынуждены к тяжелому и длительному отступлению из Галичины и Польши.

Почти пять месяцев продолжалось это отступление. Какого народа нервы могли бы выдержать подобное испытание?

Рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось: отсутствие единства в управлении войной было всегда наиболее уязвимым пунктом коалиции держав Согласия. Когда одному наносили удар, другие бездействовали или подготовляли контрнаступление…

Наши западные союзники — англичане и французы — пытались облегчить наше положение своим наступлением к северу от Арраса[127], но размеры такового и достигнутые результаты не смогли ни остановить, ни даже ослабить нажима германцев против нас.

Свершившееся в этот период времени выступление Италии также не оказало заметного влияния на уменьшение против нас австрийских сил.

Румыния оттягивала свое решение выступить, да и какой пользы можно было ждать от ее выступления!

Героическая Сербия? Но она сама была на краю гибели.

Хорошо помню глубоко захвативший нас своим трагизмом доклад представителя сербской армии, приехавшего в Ставку.

— Сербский народ, — говорил он, — напряг все усилия, чтобы дать своей небольшой, но крепкой армии все то последнее, что он в состоянии из себя выжать. Мы способны еще на один удар и готовы его выполнить во имя общего дела и по слову русского Верховного главнокомандующего, но этот удар будет последним… В дальнейшем Сербия явится беззащитной и умирающей…

Такая жертва русским главнокомандованием, конечно, не могла быть принята: последнее усилие сербской армии должно было принадлежать сербскому народу, и только ему.

День за днем отходили русские войска, едва отстреливаясь из-за недостатка патронов от наседавшего врага. Их редкие контрудары бывали, впрочем, всегда очень чувствительны для неприятеля.

Сначала очищена была Галичина, потом русские войска стали вытягиваться из польского мешка. Путь следования войск обозначался пожарами. Сжигали хлеб в скирдах и запасы кормов для скота, чтобы не достались врагу.

Население оставляемого района поднималось с мест, впереди армии на восток катилась всевозраставшая волна беженцев, утяжелявшая и замедлявшая передвижение войск. Приходилось прикрывать их исход.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ


«Отечественная война», — пустил кто-то эти слова, быстро привившиеся.

Этим сравнением с войной 1812 г. оскорбленное самолюбие русских людей стремилось выжить в отступлении, являвшемся, по существу, вынужденным, идеей какого-то внутреннего замысла.

— Чем дальше уйдем, тем лучше: врагу труднее будет затем убраться восвояси…

Император Николай II любил исторические параллели, и потому сравнение минувшей войны с отечественной его соблазняло давно.

Перефразируя известные слова своего прадеда императора Александра I, сказанные последним в 1812 г., верховный вождь русской армии говорил в декабре 1915 г., обращаясь после одного из своих смотров к офицерам и георгиевским кавалерам:

— Будьте вполне покойны, я не заключу мира, пока мы не выгоним последнего неприятельского воина из пределов наших…

Эти же выражения почти дословно вошли и в речь, произнесенную императором Николаем II в Зимнем дворце 20 июля 1914 г. во время торжественного молебна по случаю открытия военных действий.

Праздные речи, ибо для выполнения их требовалось не только сказать, но и суметь создать в сердцах всего народа соответствующую волю…

Да, война приняла характер отечественной в том смысле, что она была перенесена на родную территорию и что врагу уже отдана широкая полоса русской земли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное