Генерал Николай Иудович Иванов, которому ныне вверялось серьезное дело водворения порядка в столице, выдвинулся на верхи военно-иерархической лестницы из народной среды. В своей речи он до конца своих дней сохранил оттенки, присущие народной великорусской среде. Отец генерала Иванова служил при Дворе великого князя Михаила Николаевича[162]
, дяди императора Александра II, долго состоявшего в почетной должности генерал-фельдцейхмейстера всей русской артиллерии. В силу такого положения отца Иванов, который уже смолоду проявлял большую любознательность к военному делу, сумел попасть в военное училище, откуда вышел в артиллерию; в ней он и провел значительную часть своей службы. Его издавна знали в придворных сферах как очень трудолюбивого офицера, исключительно преданного царской семье.В русско-японскую войну, благодаря личному знакомству с генералом Куропаткиным, который с ним много работал в период своей службы в Главном штабе, генерал Иванов получил в командование сначала особый отряд, а потом корпус, которым вполне доблестно командовал. Затем, после войны, когда явилось естественное стремление продвигать участников ее вперед, генерал Иванов быстро прошел еще несколько иерархических ступеней в Петербургском военном округе и за несколько лет до войны оказался в должности командующего войсками Киевского военного округа. С этой должности он после объявления войны и перешел естественным порядком на должность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта.
При Дворе, повторяю, генерала Иванова всегда выделяли, уважая его за преданность престолу и прямоту, которую считали основной чертой характера едва ли не каждого простого русского человека.
Внешность генерала Иванова, может быть, и отвечала установившемуся о нем мнению как о простодушном и незлобивом человеке. Он был небольшого роста, носил длинную окладистую бороду лопатою и обладал скромной походкой, характеризовавшейся наклоненной несколько набок головой и потупленным вниз взором, скрывавшим небольшие, но очень быстрые глаза. В действительности же под этой простой оболочкой скрывалась гораздо более сложная натура.
Основными чертами характера генерала Иванова были мелкое честолюбие, недоверие и узкое упрямство в достижении раз поставленной перед собой цели. Первая черта постепенно превратила генерала Иванова в льстивого, малоискреннего царедворца. Она же была причиною того, что он никогда не желал рисковать ради общего дела, и его истинные намерения всегда оставались непроницаемыми для других. При этом недостаток образования, общего и военного, а также отсутствие способностей охватывать обстановку в целом неизменно ограничивали его поле зрения до весьма узких размеров, далеко не соответствовавших тем должностям, кои он в последнее время занимал. Мне думается, что по своему кругозору генерал Иванов мог быть только хорошим командиром корпуса, но не выше.
Сознавая, видимо, свои слабые стороны, генерал Иванов тщательно избегал высказываться и предпочитал проводить свои планы не в открытую, а тайком и по частям. Вследствие этого работа с ним была чрезвычайно трудна, ибо цели, к которым он шел, никогда и не перед кем не были им открываемы.
В 1916 г. генерал Иванов, очень не ладивший с генералом Алексеевым, прежним начальником его штаба, а впоследствии начальником штаба государя, был освобожден от должности главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта и вынужден был довольствоваться вполне безличным, хотя наружно и почетным, местом лица, состоявшего в Ставке при особе государя.
Это положение, конечно, не могло удовлетворить тщеславие Иванова, и он где мог подчеркивал свою обиду обойденного человека.
Теперь о нем снова вспомнили. Он призван был подавить мятеж в столице, что требовало воли, решительности и авторитета. Таких черт генерал Иванов проявить не мог. Их у него попросту и не было…
28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска примкнули к вновь образовавшемуся Временному правительству в полном составе и приводили себя в порядок. Воззвание к населению, выпущенное этим правительством, говорило о необходимости монархического начала в России. Ждали с нетерпением приезда его величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять пожелания народа.
Если эти сведения верны, то изменяются способы военных действий: переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу.
Затем в ночь на 2 марта государем была послана генералу Иванову новая телеграмма, в которой говорилось: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать».
Независимо от этого генерал Иванов должен был учитывать и то обстоятельство, что ко времени его возможного прибытия в столицу в последней могло не оказаться вовсе верных правительству войск и что его собственный отряд, как и части, направленные к нему в подкрепление, легко могут поддаться действию всемогущей агитации.