Конец российской монархии

Но этим он способствовал устранению и Думы, и возглавлявшегося им Временного комитета от того умеряющего влияния на события, которое эти учреждения, несомненно, могли бы проявить в то тяжелое время при другом, более смелом и сильном лице во главе.

Толпа народная в стадном поиске за лицом, которое могло бы подчинить ее себе, запрудила двор Таврического дворца, проникла во внутренность здания и, не встречая нигде запрета, разлилась по многочисленным залам и покоям его, постепенно теряя уважение к учреждению, этот дворец занимавшему. Люди, составлявшие этот гудевший поток, с шапками на головах, с цигарками в зубах, сразу заплевали то единственное святилище, над коим сохранялся еще ореол недосягаемости. Государственная дума как авторитетное собрание народных избранников перестала постепенно существовать…

СОВЕТ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ. ЕГО ПРЕЗИДИУМ

В течение 27 февраля помещение бюджетной комиссии Государственной думы было занято исполнительным органом наметившегося Совета рабочих депутатов. Своим внедрением в Таврический дворец это революционное учреждение как бы подчеркивало стремление занять в будущем место умиравшей Государственной думы.

Исполнительным комитетом было немедленно выпущено воззвание о выборе в названный комитет особых депутатов от войск столичного гарнизона и заводов. Депутатам этим указывалось собраться, если не ошибаюсь, в тот же день вечером в Таврическом дворце.

Заседание Совета, получившего впоследствии название «Совет рабочих и солдатских депутатов», открылось около 9 часов вечера, и здесь председательствовавшим в собрании Н. С. Чхеидзе впервые были громко провозглашены никем не слыханные слова: «Да здравствует революция!»

В ту же ночь было составлено воззвание, в котором население столицы приглашалось сплотиться вокруг Совета для совместной борьбы с целью устранения старого правительства и будущего созыва Учредительного собрания.

Этим воззванием, оставлявшим в стороне Государственную думу, и было положено начало закреплению власти за новым учреждением, возникшим вполне явочным порядком.

Председателем Совета рабочих и солдатских депутатов был избран Чхеидзе, товарищами председателя — А. Ф. Керенский и М. И. Скобелев^[160]. Все три лица — члены Государственной думы и лидеры левых фракций.

Н. С. Чхеидзе — лидер думской социал-демократической партии. Это тот самый депутат, который 26 июля 1914 г. во время торжественного заседания Государственной думы по случаю объявления нам Германией войны пытался произнести речь пораженческого содержания, за что и был остановлен председателем Государственной думы Родзянко.

Грузин по происхождению, обладатель непривлекательной внешности, он не мог отделаться в своих речах от слишком резко звучавшего восточного акцента и излишней жестикуляции, над которыми его противники всегда очень издевались. В Государственной думе ему почти не давали говорить, и потому никогда не удавалось ему не только развить, но даже изложить свои мысли и предложения. Для меня, совсем не знавшего Чхеидзе лично, всегда представлялось загадкой, как этот тусклый человек, ничего не говоривший русскому сердцу и только злобно сверкавший своими глазами, мог играть столь видную роль в левых кругах и являться кандидатом на все наиболее ответственные посты революционного времени?

А. Ф. Керенский, напротив, фигура очень яркая и красочная. Лицо, игравшее в истории России после мартовского периода настолько большую роль, что о нем нет возможности говорить сколько-нибудь объемлюще в пределах настоящих очерков. В Государственной думе, насколько помню, он принадлежал к членам трудовой группы; в описываемые же дни, особенно по мере обезличивания Родзянко, он стал тем единственным лицом, которому удалось приобрести и сохранить хотя бы видимость какого-либо авторитета над бушевавшей революционной стихией. И надо отдать ему справедливость, свое влияние Керенский использовал не для разжигания страстей, а в целях их сдерживания.

Живой как ртуть, весь импульсивный, горевший каким-то особым внутренним огнем, Керенский, пользуясь своим положением в думских кругах и в Совете депутатов, беспрерывно переносился из одних комнат Таврического дворца в другие, неутомимо уговаривая то тех, то других. Не будь его, связь между двумя названными учреждениями порвалась бы в первые часы революции. И кто знает, не вызвало ли бы это разъединение уже тогда острой гражданской розни…

— Государственная дума не проливает крови! — этими словами, смело брошенными в разъяренную толпу, Керенский спас многих видных людей прежнего режима от народного самосуда.