Было приятно, такая боль уже не была той агонией. Шинс чуть не вздохнула.
Мысли скользили в ее голове, быстро сменялись, преследуя друг друга.
«Боги, это куда приятнее одеяла, хоть и запах как у чая, что испортился неделю назад! Та простыня была ужасной! И было бы хорошо, если бы все говорили тише. А если они разбудили меня раньше времени? Я бы… Стоп, все? Почему в комнате стало так людно?».
И кто-то ухаживал за ее спиной…
«Ох, я без одежды?».
Силой воли Шинс пробила последние слои паутины в ее голове, приоткрыла глаза и огляделась. Ее лицо было уткнутым в подушку, она почти ничего не видела. Ее все еще укрывало одеяло, теперь она обратила на это внимание. Она ощущала одеяло от бедер и ниже. А выше она могла лишь благодарить Игрейн — она полагала, что жрица омывала ее раны и меняла повязки — работавшую над ее спиной, а не животом.
Это не было бы важно, будь тут только Игрейн. Но голоса — не меньше четырех — были понятны, и Шинс явно уловила жалобы Эдварда Дарраса из-да толпы в его доме.
И голос Ренарда Ламберта, спорящего с ним.
И когда Игрейн рявкнула:
— Тихо! Она просыпается, — Виддершинс поняла, что сама испуганно пискнула.
— Она будет в порядке? — еще один знакомый голос с тревогой.
«Робин. И Робин здесь?».
Значит, знакомым голосом, который она не определила, была… как ее там? Ф-как-то-там…
«Фостин».
Возлюбленная Робин.
Игрейн рассказывала Робин, что ей нужно спросить у Шинс самой, как у нее дела, раз их шум разбудил ее, но жрица не смогла закончить. Шинс вдруг обрела голос:
— Ренард!
Она слышала, как его одежда зашуршала от того, как он вздрогнул.
— Что?!
— Если ты увидел хоть что-то из того, что не должен был, — сказала она, стараясь вжаться в матрас, — ты потеряешь глаза. И тебе повезет, если только глаза!
— Милая Виддершинс! — ужаснулся вор, защищаясь. — Я бы и не подумал…
— …признаться в таком, — закончила она за него.
— И почему это, — возмутился он, — мне угрожают, а месье Даррасу — нет?
— Не впутывайте…! — начал Эврард.
— Потому что я не могу кричать на него, — сказала она, — пока мне не станет лучше, а рядом нет острых предметов.
— …меня в это, — закончил он со вздохом.
— Думаю, всем нужно уйти, — проворчала Шинс. — Я слишком устала, все затекло, и я не одета для такого общества.
— Хорошо, — твердо сказала Робин. — Вы ее слышали. Вон.
— Это мой дом…! — снова Эврард не смог закончить.
Шинс могла слышать, как хмурится Робин.
— Тогда ты должен знать, где двери.
Шепча и бормоча, толпа ушла в другую комнату. Робин что-то шепнула Игрейн — Шинс не могла различить, но знала этот голос — а потом кровать дрогнула, жрица, сидящая на краю матраса, встала.
— Хорошо, — сказала она Робин. — Но только промыть их. Потом позови меня.
Прозвучали шаги. Дверь закрылась, кровать пошевелилась снова, кто-то занял место Игрейн. Шинс вдруг обрадовалась, что лежала на животе, скрывая лицо в подушке, так что не видела взгляд подруги.
Хоть она ощущала, как он занимается ее ранами, чтобы ее плоть заживала быстрее и аккуратнее, чем должна была, Ольгун ослабевал. Его присутствие стало тусклым, почти забытой мыслью.
Так он давал Шинс самой разобраться с неловким моментом. Она любила его за это.
«Стоит говорить ему это чаще. Стоит многим говорить это чаще».
Тихий шорох тяжелой ткани, капли воды, запах трав, а потом прохладное прикосновение, как перышко на худших синяках и ссадинах.
И тихий разговор из-за стены. А тишины тут Шинс не могла выдержать.
— Поверить не могу, что Игрейн впустила всех сюда, пока я в таком состоянии, — отметила она хриплым голосом.
— Нужно было важное обсудить, и она уложила тебя лицом вниз…
— Хмф, — еще пауза. — Это как в старые времена. Я вернулась два дня назад, но уже в крови, а ты в опасности и прячешься.
Робин рассмеялась вяло, но искренне.
— Удивительно, что ты продержалась так долго.
— Я еще не в форме.
Тихий смех обеих. Атмосфера в комнате оставалась тяжелой, но Шинс дышалось легче.
— И, — сказала Шинс, будто вечность спустя, — Фостин?
— Да, — Робин замерла на миг и продолжила вытирать ее спину. — Тебя это беспокоит?
— Я… нет. Нет, Робс, не беспокоит. Просто… я кое-что не замечала.
— Нет, — горечь была слабой, и Шинс упустила бы ее в голосе другого человека. — Не замечала.
«Что это такое?».
Ей не стоило сейчас просить объяснения, и она выбрала другой подход:
— Она заботится о тебе?
Шинс почти слышала, как подруга хмурилась до этого, а теперь уловила широкую улыбку.
— Когда нужно. И наоборот. Она хорошая, Шинс, если ты об этом.
— Я рада. Хорошие люди в жизни необходимы.
В дальнем углу ее мыслей Ольгун шлепнул невидимой рукой по невидимому лбу. Шинс поняла, когда руки Робин напряглись, что сказала неправильные слова.
— Ох, Робин…
— Фостин была со мной все время, когда я нуждалась в ней, — ответила Робин почти монотонно. — Ренард часто заходил в «Ведьму». Всегда получал бесплатно кружку, но было приятно видеть его рядом. И тот страж пару раз заходил. Друг Джулиена, как его там? Паскаль, да?
— Ох…
— Ненадолго, просто заглядывал. Даже Эврард был пару раз.
— Эв… что?
Робин пожала плечами, приподняв матрас.
— Он заходил.