Читаем Конец стиля полностью

Существует парадокс знаменитой тройки, его обнаружил тот же Мережковский: тройка-Русь несет в неясную, но все же светлую даль — Чичикова! Славянофилы смущены, а русофобы не могут скрыть довольной усмешки. Между тем тут есть о чем подумать. А что если Чичиков и впрямь человек русского будущего, что если именно он и ведет нас в светлую даль? Как раз сейчас, на данном завитке русской истории, подобная мысль не кажется такой уж дикой. Даль-то явственно обозначилась, она уже, можно сказать, не даль, а близь: капитализм. А кто лучше Павла Ивановича к нему приспособлен? Тут меня можно опровергнуть сильными аргументами Бердяева: Чичиков, по Бердяеву, один из духов русской — социалистической и большевицкой — революции, афера с мёртвыми душами — прообраз социальной экономики. Сюда же подключается и свидетельство Михаила Булгакова с его чичиковской травестией. На это отвечу: буржуй-капиталист — не только производитель товаров народного потребления, но и биржевик, аферист, спекулятор. Последние два слова только в советском социалистическом словаре приобрели негативное значение, раньше они были совершенно, так сказать, легальными. Чичиков — не хлеб, он дрожжи, бродило, фермент, закваска. Он — менеджер, не писатель, а издатель (см. главу о Зиновии Гржебине в первом издании «Zoo» Шкловского или соответствующую запись в опубликованных ныне дневниках Чуковского). Он «еврей», создавший из бесплотных мечтаний изгоя и лишенца киноиндустрию Голливуда. Капитализм — это деньги, а деньги — это знаки, требующие умения играть с ними. Человек же, как известно, — существо, выдумывающее знаки, это его родовая характеристика; если угодно, это характеристика культуры как таковой. Футбольная игра культурна, то есть знакова, и не только потому, что в ней существуют правила, но и потому, что она Символична, символизирует же — волю человека, его готовность к борьбе и победе. Почему в тех же достоинствах мы должны отказать, к примеру, бирже, требующей никак не меньшей выдержки и сообразительности, чем спорт? И это уже прекрасная тайна человека — как он умеет из знаков создавать реальность, из биржевых индексов — хорошую жизнь. Этой тайной владеет математика — и Павел Иванович Чичиков. Мы с ним не пропадем. Он умеет жить и дает жить другим.

Ему самому не давали жить, и не меньше других его же создатель. Во втором томе Чичиков потеснен, и не фантомами уже, а манекенами. Костанжогло и Муразов — это какие-то соцреалистические фигуры. Комментаторы, в общем, правильно пишут, что Гоголь, противопоставляя добродетельного Муразова жулику Чичикову, не увидел глубинную тождественность этих фигур. Но здесь требуется добавление: Гоголь не увидел того, что это тождество говорит не против Муразова, а в пользу Чичикова. Гоголю потребовалось исправить Чичикова, предприимчивость совместить с добродетелью. Он еще не понимал, что предприимчивость — это уже добродетель. Тогда никто этого не понимал: что-то не припоминается фигура симпатичного буржуа в европейской или американской классике. «Скрытое обаяние буржуазии» не сразу бросается в глаза; финал одноименного фильма Бюнюэля заставляет вспомнить Маяковского — ананасы и рябчиков. Но, жуя, буржуа дает жевать другим. Капитализм, биржа, нажива в конечном счете обогащают всех, оборачиваются добром — в том синкретическом смысле, которым в русском языке восхищается Солженицын: добро — и нравственная жизнь, и пожитки, нажитое.

Этот тип торжествовал не в искусстве, а в жизни. Кто создал Америку — поэты или буржуа? Ее создали Чичиковы, то есть поэты-буржуа. То, что плут, прохиндей и обманщик может быть поэтическим героем, знали и не боялись признать только в очень далекой древности — знал Гомер. Но древность знания это и есть доказательство его истинности. Это «архетип». И Одиссей — это архетип именно буржуа. Это поняли Адорно и Хоркхаймер в своей «Диалектике Просвещения», книге блестящей, которую не портит даже коммюнизанство авторов, как не портил грубоватый марксизм пресловутых «вульгарных социологов», сразу же назвавших Чичикова рыцарем первоначального накопления. Я считаю эту характеристику введением в храм славы — ведь рыцарь же! Укажу также здесь на одну сходную попытку переоценки русского культурного прошлого — статью Г. Гачева об Андрее Болотове, противопоставившую этого, я бы сказал, в жизни удавшегося Констанжогло канонизированным героям русской классики.

Еще раз: почему неправ Бердяев, настаивавший на «социалистичности» Чичикова? Эту неправоту доказывает советский опыт, взятый во всей его полноте. Чичиков при социализме — это заводской снабженец-толкач, естественно входящий в контакты с деятелями теневой экономики. Он и сам теневик. Но ведь давно уже стало ясно (не одному Льву Тимофееву, а, скажем, энтээсовским авторам Осипову и Редлиху еще в 50-е годы), что эти толкачи и теневики и двигали советскую экономику, не давали остановиться производству, а нам — умереть с голоду. Чичиков — необходимейший корректив социалистической системы хозяйства; в этом, и только в этом, их органическая связь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Пикассо
Пикассо

Многие считали Пикассо эгоистом, скупым, скрытным, называли самозванцем и губителем живописи. Они гневно выступали против тех, кто, утратив критическое чутье, возвел художника на пьедестал и преклонялся перед ним. Все они были правы и одновременно ошибались, так как на самом деле было несколько Пикассо, даже слишком много Пикассо…В нем удивительным образом сочетались доброта и щедрость с жестокостью и скупостью, дерзость маскировала стеснительность, бунтарский дух противостоял консерватизму, а уверенный в себе человек боролся с патологически колеблющимся.Еще более поразительно, что этот истинный сатир мог перевоплощаться в нежного влюбленного.Книга Анри Жиделя более подробно знакомит читателей с юностью Пикассо, тогда как другие исследователи часто уделяли особое внимание лишь периоду расцвета его таланта. Автор рассказывает о судьбе женщин, которых любил мэтр; знакомит нас с Женевьевой Лапорт, описавшей Пикассо совершенно не похожим на того, каким представляли его другие возлюбленные.Пришло время взглянуть на Пабло Пикассо несколько по-иному…

Анри Гидель , Анри Жидель , Роланд Пенроуз , Франческо Галлуцци

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное