Конец света

— Ты смотри дальше, — перематывая изображение вперед, сказал Старцев. — Вот здесь, здесь он прямо жуть как в самую точку!

— Перетекать в пространстве и времени — нужна еще одна компонента: душа, или свет, — говорил физик Булыгин-Мостовой. — И это мелькнуло у Эйнштейна в виде «ц» в его знаменитой формуле «е-эм-це-квадрат».

— А кто занимался нанотехнологиями? — спросил Баринов. — Штаты делали торпеды… и что? Остались в океане одни… Их обманули, от них ушли, вокруг них пустота, как при отступившем противнике. Или вот немцы воевали танковыми клиньями А Штаты воевали авиацией и бомбежками… А можно выиграть войну, уйдя на атомарный уровень и светом войдя прямо в святая святых?

— Ага, — согласно кивнул Булыгин-Мостовой. — Леонардо — пророк, программист или и то и другое вместе? Как пройти через время-пространство? И в том и в другом?

Это как наличие новых возможностей в электронной игре.

* * *

В то время, когда генералы смотрели передачу и размышляли, Мельников и Булыгин-Мостовой были уже на пути в Ставку…

* * *

Что?

Уже родила, или бред еще продолжается?

Катюша медленно отходила после наркоза.

Она вдруг почему-то вспомнила, как какая-то школьная ее подружка, поступившая на исторический в их местном «педе», рассказывала, что римлянки в древности рожали стоя, что их для этого привязывали за кисти рук и подвешивали к потолку…

Первой к ней пустили Лиду.

Служанку ее.

— Поздравляю, мальчик у тебя, хорошенький! Сейчас тебе принесут, — сказала Лида, целуя госпожу. — Пятьдесят один сантиметр, три семьсот… Как назовешь-то?

— Сашей, — тихо ответила Катя. — Сан Санычем он у нас будет.

— А ты хотела мальчика? — спросила Лида — Мы вот с первым моим мальчика хотели, а получилась девочка.

— Где она теперь? — спросила Катя.

— Здесь, при пекарне служит… Хлеб местный печь обучается. Сыта, накормлена, обута, одета, никто к ней не пристает, я спокойна…

Катя взяла Лиду за руку — все будет хорошо, дорогая моя, я верю, мне видение было.

* * *

А Кате, и правда, было видение, когда она от наркоза отходила.

Привиделось ей, что сидит она не то в Георгиевском, не то в каком ином из парадных залов Кремля, сидит в кресле, одна, подле нее столик маленький с телефоном, таким, какие она видала по телевизору на столах у самого высокого начальства, такой старомодный светленький телефонный аппарат с гербом вместо диска… А надето на Кате платье, очень странное, вроде как даже и не платье, а шуба. Причем явно белая, с темными пятнами, такая, какую Катя видела на портретах французских королей. Горностаевая называется.

И тут начинает играть гимн, в зал входят солдаты в парадной форме с аксельбантами и с палашами наголо, Катя поднимается с кресла, а из парадных дверей навстречу ей выходит президент.

Выходит и почему-то начинает называть ее мамой.

Наш нынешний президент — и вдруг ее, Катю, мамой называет. Обращается к ней так уважительно, а Катю это отчего-то и не удивляет. Она совершенно спокойно принимает все знаки внимания, которые оказывает ей хозяин Кремлевского дворца, и даже вдруг, поддерживая правши игры, называет президента сыном и, протянув руку, поправляет ему ворот рубашки…

И тут еще новое действие.

Снова играет гимн, и в зал из той же двери входит ее муж — Саша.

На Саше камуфляжная форма с погонами и несколько медалей на груди.

И Саша ей говорит:

— Гляди, Катюша, как вырос наш сын!

Катя вгляделась в лицо президента и вдруг поверила, что это их с Сашей сын.

А почему бы и нет? Если Саша так говорит?

А сын, то есть президент, достает из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт и говорит:

— Дорогие мои папа и мама, от лица страны поздравляю вас со спасением нашей Родины от нашествия басурман… — И протягивает Кате конверт.

Она раскрывает его, а там какой-то документ, написанный характерной вязью, на арабском…

И президент ей говорит:

— Мама, а у меня ведь два хозяина?

* * *

По дому прокатился шум.

Хозяин приехал!

* * *

На первое был доклад профессора Булыгина-Мостового.

Присутствовали генералы Старцев, Ерохин и Бочкин, а также полковники Цугаринов, Грабец, Мижулин, Заробко и с ними майоры Мельников и Луговской.

Суть доклада сводилась к уже известному, что Ходжахмету, судя по всему, удалось повторить вевельбургский опыт немцев, то есть собрать экстрасенсов, влияющих на техногенное, и скомпоновать из них работоспособную цепь.

Однако выводы Булыгина-Мостового не были слишком пессимистичными.

Профессор был уверен, что так же, как и немцы в сорок пятом, Ходжахмет по-прежнему выдергивает из мировой сети знаний только случайное. Его экстрасенсы, словно в Публичной библиотеке, но с завязанными глазами, — хватают с полок бессистемно и, только уже выйдя из транса, могут как-то потом разбираться с утащенным с небес знанием.

Вопросов к профессору было много.

Во-первых, можно ли и, главное, нужно ли нам сейчас пытаться собрать аналогичную цепь из экстрасенсов?

И во-вторых, как лишить Ходжахмета его преимуществ?

Булыгин-Мостовой ответил на это, что собирать собственную цепь — дело долгое.