Конец света

И главное, собрав ее, где гарантия, что нашим удастся быстрее Ходжахмета нахватать из мировой сети именно нужных знаний, именно тех, что позволят противостоять его армии?

Поэтому Булыгин предложил начать с того, чтобы разрушить имеющуюся у Ходжахмета сеть.

Именно эту рекомендацию профессора решили и принять за основополагающую директиву дальнейших действий Резервной ставки.

* * *

— Ты должен поехать туда, ты должен проникнуть в их святая святых под видом экстрасенса, — сказал Цугаринов. — Саша, тебе доверяем мы судьбу России, ты должен включиться в их сеть и… Вырубить ее.

— И тогда телепортанты зависнут в подпространстве, — вставил Булыгин-Мостовой.

— И тогда эти их дьяволы, которые телепортировались в Кремль, в Белый дом в Вашингтоне, на Даунинг-стрит и в уиндзорский дворец, все эти телепортанты тогда зависнут в подпространстве и вообще неизвестно куда денутся, — подтвердил Цугаринов, — и ты, Саша, и ты должен это сделать…

Да!

Заданьице!!

Всего — ничего!!!

Проникнуть к Ходжахмету, выдав себя за экстрасенса, умеющего влиять на техногенное, и, проникнув в то место, где сидят эти его монахи-экстрасенсы, вырубить им подключение к мировой сети…

Вот и весь сказ.

Вот и вся задачка.

— И еще, — добавил Цугаринов, — профессор сказал, что твоя Катюша не случайно попала к Ходжахмету, он ее каким-то образом вычислил, и, ища ее, ты выйдешь на Ходжахмета, и наоборот… Ища Ходжахмета, ты найдешь свою Катюшу… Она почему-то нужна ему И выяснив, зачем она ему нужна, ты, может, выяснишь и раскроешь его главный секрет…

Катюша?

Она главный приз этой гонки.

Вот как завернула Судьба.

Часть вторая

Глава 1

Этот дом Ходжахмет построил в восемьдесят девятом году.

Тогда через него проходило очень много наличных денег — и от шейхов, и от русских олигархов, и даже от американцев…

И со всех денег он снимал свои, как он считал, законные пятнадцать процентов.

Дом получился знатным.

Проектировал его самый знаменитый и дорогой архитектор из Швейцарии, Сэмюэль Бергер, тот самый, что строил здание Парламентской Ассамблеи в Страсбурге и новое здание банка «Свис Кредит» в Женеве.

Один только проект дома обошелся Ходжахмету в шесть миллионов долларов, а его постройка, которой занималась американская строительная компания «Смит и Литтлтон», потянула на все шестьдесят миллионов с хвостиком.

Еще двадцать миллионов потом ушли на обустройство: электроника, антиквариат — бронза, фарфор, ковры, картины, античная скульптура…

Зато дворец получился в конечном итоге таким славным, что в нем сошлись две редко соединимые харизмы, — в этом доме можно было комфортно и с уютом для души и сердца жить, но так же можно было и достойно принимать в нем гостей любого уровня — короля или шейха.

До какого-то времени не хватало здесь только женского щебетания и детского смеха.

Все здесь было: женская половина для большого гарема, бассейны, сады. Зверинцы с павлинами и полуручными черными пантерами, с приставленными к ним красивыми дрессировщицами… Не было только того, что во всем мире принято называть семьей.

В какой-то момент Ходжахмет вдруг выяснил, что от него не зачинается новая жизнь. От него не беременели ни его жены, ни его наложницы.

* * *

Теперь Ходжахмет летел к себе домой.

Вернее, чтобы более точно отразить душевное состояние Ходжахмета, он летел не домой, а летел в свой дом.

Ехать домой — такое определение подходит к людям, выросшим в определенном месте, или пустившим в каком-то месте корни, обзаведясь там семьей, детьми, всем тем, что вкупе со стенами жилища составляет понятие дома…

Ходжахмет же просто летел в дом, который принадлежал ему.

В дом, который, по принципу собственности, физически принадлежал ему, но мысли о котором пока еще не вызывали в его душе того волнения, тех теплых волн, пробегающих по сердцу, какие вызывают обычно мысли о том месте, где находится самое дорогое и родное — родители, жена, дети…

Дети…

Как это должно быть важно.

Ходжахмет понимал это умом.

Сердцем…

Сердцем — решил так, что поймет это позже. Когда привыкнет к ней и к ее ребенку. Тогда поймет не только умом, но и сердцем.

И он очень хотел этого.

Он мечтал достичь когда-нибудь такого состояния, чтобы у него появилось свое — родное.

Ведь старое родное было отрезано.

Оно осталось теперь за кордоном, там, в России.

Друг Лешка Старцев, родители, девушка, одноклассники, воспоминания о первых драках и первых танцах с поцелуйчиками — все теперь это отрезано.

Отрезано там, в Афгане, когда он отрекся.

Когда три раза повторил вслед за муллой фразу на арабском…

Повторил три раза и стал мусульманином.

В один момент перейдя из того лагеря, где были Лешка Старцев, капитан Морозов, прапорщик Мухин, ребята: Витька по прозвищу Хоккей, Петька-маляр, Сашка-бетон, — в лагерь их врагов…

Теперь Ходжахмет очень хотел обрести душевную пристань.

Он очень хотел приобрести то, ради чего живут люди.

Дом, семью…

Друзей у него не было.

Так пусть будет сын.

Пусть будет жена.

К врачам он не ходил.

Он сам это понял — ни одна из двух сотен его наложниц не забеременела.

Он все понял сам.

Теперь он хотел одного — сына и жену.