Конец света

На протяжении всего этого выступления руководитель семинара внимательно наблюдал за аудиторией. И убедился, что закоренелых материалистов, как они сами себя называли, вовсе не убедили ни его рассуждения, ни слова Гарта. И когда тот закончил, сказал, не дав открыть рта оппонентам:

– Прекрасно! Но есть один вопрос, который до сих пор никто не задал: а чем объяснить этот неумолимый рост числа клюп-частиц? Ведь вы, – он обратился к Жене, – насколько я понимаю, этим вопросом не занимались?

– Мы думали над этим, но… – Женя честно покачал головой.

– Ладно, вы свое дело сделали, и на том спасибо. А мы, со своей стороны, тоже можем пораскинуть мозгами. На то он и семинар, чтоб не только слушать, но и самим кой-какие соображения высказывать. Что вы по этому поводу думаете, Петр Андреевич?

Петр Андреевич Лепицкий громче всех высказывал сомнение в научности метода Адамса и его последователей. И, естественно, отказался отвечать на вопрос, косвенно подразумевающий, что клюп-частица существует. Тогда Кубанцев обратился к профессору Рощину, напротив, слушавшему выступление Беркутова весьма заинтересованно. Тот с готовностью высказал свое предположение:

– Первое, что приходит на ум, это что наша Земля вместе со всем, что на ней находится, потихоньку рассыпается. Старенькая планета, вот «песок и сыплется». В виде клюп-частиц, разумеется.

Это оказалось достаточной затравкой для спора. Каждый старался блеснуть научным остроумием и высказать гипотезу, а то и не одну, причем гипотезы, как правило, были взаимно исключающими.

Наиболее радикальными из выдвинутых предположений были два. Первое состояло в том, что клюп-частицы – это следы Большого взрыва, своего рода брызги первовещества, разлетевшиеся по миру, как, собственно, оно и бывает при взрыве. Второе, родившееся в ходе обсуждения, вообще отвергало Большой взрыв в обычном его понимании – как нечто вроде взрыва бомбы, а предполагало, что он мог быть похож на взрыв бензоколонки от непогашенного окурка. То есть Вселенная не из точки с грохотом развернулось, а существовала как пространство, наполненное клюп-частицами, вроде бензиновых паров. Потом – бац! – тот же грохот – и частицы «сварились» в вещество, но определенная «недовзорвавшаяся» их часть так и осталась порхать в пространстве

Впрочем, ни та, ни другая версия не объясняла, почему клюп-плотность возрастает. Начавшееся было обсуждение этого вопроса пришлось прервать, поскольку продолжительность семинара и так перевалила за все мыслимые рамки.

Главное было достигнуто: активное участие в обсуждении, от которого не удержался даже Лепицкий, невольно заставило всех присутствующих, по крайней мере, допустить существование клюп-частиц, а следовательно, и возможность оценки их концентрации.

Руководитель семинара подвел итог. Он высоко оценил уровень дискуссии, сказал, что для этой работы чрезвычайно важным будет учесть как замечания и сомнения… (он перечислил сомневающихся), так и высказанные гипотезы… (он назвал практически те же имена), а потом как-то ловко перешел к тому, что, как бы ни оценивать результаты работы, сама она «безусловно, проведена с исключительной научной корректностью и тщательностью и, по-всякому, будет достойным научным, именно научным (подчеркнул он), ответом нашим американским коллегам».

Глава третья

Домой Женя пришел во втором часу ночи совершеннейшим победителем. И, что естественно в этой ситуации, подшофе. Общеинститутский праздник перетек в гуляние по кабинетам и лабораториям, все заходили в гости друг к другу, затем наносились ответные визиты, и, в конце концов, началось общее братание, затянувшееся едва ли не до полуночи.

Женя спросила, как все прошло, хотя и знала уже, что семинар закончился полным одобрением его работы: Женя сразу по окончании позвонил ей. Но одно дело – две фразы по телефону, а другое – так. Тем более что тогда он сказал: «Подробности при встрече». И вот, когда встреча произошла, он смог только поднять большой палец и рухнуть в постель.

После двух часов сна Женя проснулся. Просыпался он долго и мучительно, преодолевая изнуряющую жажду, пока, наконец, не осознал, что это страдание – не плод сновидения, а реальность перепившего человека. Мечтая о глотке холодной минералки и помня, что еще утром Женя жаловалась на отсутствие в доме воды или сока, он прошел на кухню, но, прежде чем подставить стакан под кран, в надежде на какое-то чудо, открыл холодильник.

И было чудо!

На полке лежала, глядя на него круглой пластиковой пробкой, бутылка. Той самой ледяной минералки, о которой он мечтал.

Опорожнив стакан пятью захлебами и вспомнив «придет оно большое как глоток, глоток воды во время зноя летнего» из любимого фильма детства, он почувствовал сложный комплекс чувств, на поверхности которого были физическое удовлетворение и нежность к заботливой жене, а в глубокой глубине – досада на то, что нелепая единица измерения мгновений – «глоток» – возникла в песне только лишь чтобы срифмоваться с «долгом».