Конец света, моя любовь

Девяностолетнюю Нинель Владленовну он нашел в доме престарелых, куда ее сдали дети и внуки, потому что им надоело за ней ухаживать. «Сколько можно, – думали они, – характер у нее несносный, она давно уже в маразме и ходит под себя, и при этом она занимает целую комнату, а молодым жить негде, а им ведь еще детей рожать. А эта только и делает, что кричит целыми днями свои лозунги!» С лозунгами – им было особенно неудобно: никого домой нельзя привести, чтобы эта бывшая партийная работница и преподавательница марксизма-ленинизма не выкрикивала из своей комнаты что-то вроде: «Демократия для трудящихся! Рабочий класс – освободитель трудящегося человечества!» «Как стыдно! – говорили ее дети и внуки. – Как стыдно! Теперь так думать не принято, а она в своем маразме всю изнанку своего существа наружу выставляет, а изнанка ее известно какая – марксизм-ленинизм. Человек – он ведь как горшок: что туда насрешь, то там и находится». Так Нинель Владленовна оказалась в доме престарелых, откуда за взятку забрал ее Тришка, а директор оформил документы, будто она умерла от старости.

Нинель Владленовна описалась. «Избавится ли капитализм от экономических кризисов?» – дребезжащим, но все еще железным голосом спросила она, глядя Вавиле в глаза. «Пора уже? Пора? Достаточно?» – не выдержал Вавила и окликнул Тришку. Тришка кивнул головой. Вавила схватил меч из портрета дамы в черном и вонзил его старухе в сердце. Облака ждали ее, в них увидела она почему-то родильную палату, и палата была полна облаков. В руках у Нинель был сверток – ее первый сын, и она чувствовала радость и гордость, что еще одного человека родила она на свет, и он будет жить теперь для социализма и братства всех людей и не позволит сильному угнетать слабого.

ТРИШКА И ДАМА В ЧЕРНОМ

Трифон Иоганнович Стрюцкий, для всего мира – так, никто, отставной козы барабанщик, в действительности же – подпольный порнограф, смотрит в окно. Помощник его, дебил Вавила, бывший боксер, пьет чай с бубликом. В окне – облака. «Идет! Вавила, она идет!» – вдруг крикнул Тришка. «Кто идет?» – не понял Вавила. «Она! Возлюбленная!» – шепчет Тришка.

Раздался звонок в квартиру, Вавила пошел открывать, а Тришка замер, не в силах пошелохнуться. В комнату вошли Вавила и дама в черном с портрета. Дама выглядела совсем юной, на глазах у нее были темные очки, на руках запеленатый мертвый младенец. «Мама! – сказал ей Тришка. – Ты пришла! Я всегда мечтал о тебе, всю жизнь!»

«Снимай! Это будет ролик, которого мир еще не видел!» – крикнул Тришка Вавиле и бросился снимать с себя одежду. Дама стояла неподвижно. Вавила кинулся к штативу и начал съемку. Когда Тришка разделся, Вавила увидел рану напротив его сердца – как будто от меча. Тришка подошел к даме в черном, взял из ее рук младенца и положил на стол, затем бросил даму в черном на кровать, лег на нее, одним резким движением хотел войти в нее, но только он это движение совершил – лед и огонь, ужас и свет прошли по телу его, и в тот же миг он оказался мертв. В этот миг Вавила посмотрел в окно и увидел в облаках собравшихся Катеньку-Аманду с кирпичным лицом в дешевом тональнике, тринадцатилетнюю Неждану с соломенными волосами, тетю Любу с фиалковыми глазами, бомжиху Верочку в кроваво-красных чулках с белым поясом, смуглую пятилетнюю Лайло, безумную Гаяну, старуху Нинель Владленовну со строго поджатыми губами. Все они смотрели в комнату, показывали на Тришку и пели щемяще и сладостно, торжественно и горько.

Дама в черном встала с кровати, сняла очки, долгим взглядом, который Вавила никогда не забудет, посмотрела на него, встала и ушла из комнаты, спустилась вниз по лестнице и исчезла навечно, и Вавила слышал, как цокали по ступенькам ее небольшие каблучки. Раздался крик младенца, Вавила распеленал его и увидел, что дитя ожило, хотя напротив сердца его была рана – как будто от меча. Ребенок смотрел на Вавилу взглядом долгим и разумным, полным света и величия, подобным взгляду дамы в черном. В глазах его была чистота того, кто очнулся от смерти, как от долгой болезни, и во взгляде его мир очищался, как бы сгорая в огне, и рождался для новой, иной жизни. Вавила долго смотрел на младенца, потом взял его на руки: «Теперь ты со мной будешь. Я тебя воспитаю. Назову тебя… Тришкой. Ты – Тришка, ты – Возлюбленный».

ПРОЩАНИЕ С ВАВИЛОЙ И ТРИШКОЙ