Я застаю мать за макияжем. Нанося тени на веки, она радостно объявляет, что отцу помогли. По ее просьбе в дело вмешалось Министерство игры в лице господина Бюрля. «Пришлось задействовать свои связи», – поясняет она, отводя взгляд от моего отражения в зеркале. Господин Бюрль подтвердил, что наблюдение заканчивается и что он добился перевода ее мужа в вытрезвительную одиночную камеру в Министерстве благосостояния. Теперь его ждет бесплатный обязательный курс дезинтоксикации для невиновных, арестованных в состоянии опьянения.
Я чувствую толчок в живот. Медведь явно этому не верит, да и я тоже. Необходимо действовать, но сначала решим одну проблему.
– Из-за него я чуть не умерла от страха, – говорит мать, подкрашивая карандашом брови. – Больше я этого не допущу! Я расставлю все точки над «i», когда он вернется.
– А когда он вернется?
– Курс детоксикации длится 24 часа: пусть этим пользуется! Я раз и навсегда положу конец его саморазрушительным нарциссическим извращениям! Но есть и хорошая новость: мой воскресный везунчик вышел из комы. А где костюм?
Я не сразу понимаю, о чем речь.
– Из химчистки! – нервничает она. – Мой бежевый костюм!
Я сочиняю на ходу:
– Там была очередь.
– Но мне больше нечего надеть! Я же не могу появиться перед доктором Макрози с пятном на костюме!
– Но ведь это я его пациент?
Она ошеломленно смотрит на меня. В первый раз в жизни я ставлю ее на место. Пусть привыкает: это побочный эффект моих новых способностей.
– Мам, давай скорей! Иначе я опоздаю.
Я протягиваю ей ключи от машины. Она молча берет их, заканчивает макияж, натягивает пиджак и, совершенно сбитая с толку, идет за мной следом.
Как же здорово становиться мужчиной. Это не компенсирует отсутствие отца, но у меня возникает ощущение, что таким образом я за него мщу.
28
В круглой одиночной камере на шестом подземном этаже стоит Робер Дримм. Он привязан к вращающейся металлической платформе, по периметру которой установлено шесть плазменных экранов. Платформа перемещает Дримма от одного экрана к другому. Шлем с электродами регистрирует посредством чипа мысленные образы, страхи, фантазии, кошмары, которые возникают в его мозгу, и синхронно проецирует их в формате 3D на эти экраны. Дримм хочет закрыть глаза, чтобы не видеть своих материализовавшихся страхов, но специальные скобы не дают ему опустить веки. Он кричит, но его сорванный голос уже не может заглушить детского плача, который несется со всех экранов: «Папочка, помоги, не бросай меня!»
– Это называется «сеанс ПС», – поясняет Оливье Нокс. – Пытка страхом.
Облокотившись на решетку камеры, он бодрым тоном комментирует происходящее, четко выговаривая слова, как гид перед группой туристов.
– Эта пытка обходится без палачей, физического насилия, увечий… Никакой грязи и очень эффективно. Испытуемый обычно ломается уже через час и выкладывает всё, что мы хотим знать. За исключением тех случаев, когда он ничего не знает, как твой отец. Уже пятнадцать часов его изводят собственные кошмары. Еще немного, и сердце не выдержит.
Молодой человек улыбается, накручивая на пальцы длинную прядь черных волос, и глаза его загораются зеленым огнем.
– Тебе скоро станет ясно, Томас, кто толкает его в могилу: ты сам.
На экранах видно, как вдоль заграждения из колючей проволоки бежит, задыхаясь, толстый неуклюжий подросток. Картина меняется: вот два солдата в белых халатах зажимают в стальные тиски его жировые складки. А вот его закрывают в газовой камере с полотенцем вокруг пояса. Вот его морят голодом, привязывая к стулу перед огромным куском мяса. Вот его держат с двух сторон, он пытается вырваться, но в это время огромный шприц всасывает в себя сначала его жир, потом глаза, зубы, мозг…
– Поторопись, Томас, скорее освободи его. Или страх за тебя окончательно лишит его рассудка.
29
Я просыпаюсь, как от удара. И обнаруживаю, что лежу в одних трусах на медицинской кушетке доктора Макрози. В кабинете звучит тихая музыка, а надо мной горит инфракрасная лампа. Мой медведь, скрытый под ворохом одежды, сваленной на стуле, с тревогой спрашивает, что мне снилось. И добавляет, что уже десять минут ждет, когда придет диетолог и осмотрит меня.
– Наверное, тебе снился кошмар, – говорит он. – Ты кричал: «Папа! Папочка!»
Я снова закрываю глаза. В голове вертятся обрывки картин и звуков. Вспоминаю ощущение дикого страха – то ли своего, то ли папиного – не знаю…
Дверь открывается, и загорелый энергичный тип с кудрявой головой входит в кабинет, на ходу надевая перчатки из латекса.
– Итак, молодой человек, как тебя зовут, как жизнь молодая?
Я приподнимаюсь на локте.
– Томас, доктор.
– Отлично. Смотри-ка, диета, на которую посадила тебя твоя мать, дала очень хорошие результаты, просто невероятно! Скажи, ты доволен?
Он приближает лампу к моему лицу, заставляет меня открыть рот, осматривает язык, ощупывает живот, потом объявляет, присаживаясь на край винтового табурета: