Конец света в Бреслау (ЛП)

— У меня было пять клиентов, и ни один не был рыжим, — ответила медленно Митци.

Мока поглотила скука. Он почувствовал себя рабочим, который в тысячный раз стоит у одной машины, в тысячный раз помещает в тиски одни и те же детали, обездвиживает их и закрепляет. Сколько раз он видел вызывающие взгляды сутенеров и неподвижные бандитов, тяжелые веки убийц, суетливые глаза воров — и все они говорили: «Отвали, легавый, я тебе ничего не скажу!» Мок вооружался в такие моменты железным ломом, дубинкой или кастетом, снимал сюртук, закатывал рукава, надевал нарукавники и резиновый фартук, чтобы не запачкать себя кровью. Этих приготовлений обычно не хватало. Тогда сентиментальными аргументами он начинал убеждать допрашиваемых. Он сидел рядом с ними и, поигрывая дубинкой или кастетом, рассказывал об их больных детях, женах, невестах, забираемых родителях и запертых в тюрьмах братьях. Обещал помощь полиции и освобождение от первоочередных материальных забот. Немногочисленные давали себя переубедить и — глядя понуро в чугунную раковину, единственный предмет, который в комнате для допросов позволял остановить глаза — вышептывали тайны, а Мок как участливый исповедник долго потом разговаривал с ними и давал отпущение грехов. Многих преступников не удавалось, однако, одурачить сентиментальным аргументом. Тогда смирившийся советник снимал костюм мучителя и видел в наглых глазах сутенеров, неподвижных слепых головорезов, под тяжелыми веками убийц вспышки триумфа. Однако они быстро гасли, когда Мок стоял далеко от допрашиваемых и едва слышным шепотом предъявлял самые сильные аргументы. Это были красочно рассказанные истории их дальнейшей жизни, настоящие эпосы братоубийственных, преступных распрей, пугающие пророчества унижений и изнасилований, которые заканчивались выпукло описанной смертью в мусорном баке или в течении Одры с рыбам, выедающими глаза. Когда это не помогало, Мок выходил из комнаты и передавал орудия пыток в руках здоровенных полицейских, которые почти никогда не снимали резиновых фартуков. Через несколько часов он возвращался и снова начинал попеременно нежные и угрожающие убеждения. Он с отчаянием наблюдал, как глаза исчезают среди опухших век, и ждал, когда горло допрашиваемых — как сказал поэт — «наполнится липкой слюной».

Теперь ему было скучно, потому что Митци не обманывалась обычным утверждением: «Ты шлюха, а я — полицейский», простая констатация, которая давала в большинстве случаев мгновенный эффект. Мок должен был перейти к еще более мрачным формам убеждения и в тысячный раз обратиться к притупленному рассудку. Он посмотрел еще раз в глаза Митци и увидел в них упрямство и веселье. Так смотрела на него Софи, когда он молил ее о миге любви. Точно так же поджимала рот его жена, когда выпускала дым от папиросы; так, наверно, делает и сейчас, сидя в какой-то мерзкой берлинской гостинице и прикрывая стройные бедра прожженной окурками постелью.

Мок резко встал, крепко схватил Митци за руку и выволок в коридор, где оставил ее под присмотром Цупитцы. Сам вошел обратно в номер и сказал Вирту:

— Обыщи эту комнату. Огненная Митци должна гасить свое пламя снегом.

Прошла минута, прежде чем Вирт понял, чего от него требует его полицейский патрон и опекун, — начал тщательный обыск. Мок стоял у окна и смотрел на пьяных юношей, которые, покрикивая, похлопывали подмастерья портного по плечам. Обнимая друг друга и поскальзываясь в плотных шапках снега, они двинулись по двору к надодранским валам. Шум в комнате также прекратился. Мок обернулся и увидел перед носом жестяную пудреницу из-под мази от мозолей, удерживаемую в согнутых пальцах Вирта. В ней был белый порошок.

— Это кокаин, — вымолвил Вирт.

— Приведи ее, — бросил Мок.

Глаза Митци были теперь полны смирения. Она села на кровать и вздохнула совсем неоргиастически. Она дрожала от страха.

— Знаешь, что я теперь с тобой сделаю? Я высыпаю снег из окна и запру тебя надолго. Это будет мой добрый поступок, я вылечу тебя от кокаина, — Мок ощутил в желудке тяжелое утиное мясо. — А может, ты не хочешь быть вылечена и зависеть сама от товара? А может, тебе мне рассказать что-нибудь о рыжем пьяном парне, который был у тебя сегодня. Что он сказал и в какой пошел погреб?

— Он был тут около шести. Он сделал это со мной, а потом расспросил, где работает сейчас Анна Золотая Рыбка. — Митци стала менее пугливой и очень точной. — Я сказала ему, что она сейчас в ночлежке у Габи Зельт. Он туда, наверное, пошел.

— Он объяснил, почему ищет Анну Золотую Рыбку?

— Такие парни, как он, не объясняют.