Конец ток-шоу

Глеб был, как и всегда, мужественно красив; его голубые глаза смотрели прямо, не мигая, тень от длинных светлых ресниц падала на щеки.

Светло-русые волосы, чересчур длинные, зачесаны назад, но одна непокорная прядь картинно падала на лоб; губы его прятались за пшеничными усами, очертания подбородка не были видны из-под окладистой бороды. Борода эта… Я отвела взгляд от его лица, и в поле моего зрения опять попали Оксанины листочки. Мое внимание привлекла дата слева на полях - 4 апреля… Уже после смерти Жени и за несколько дней до гибели самой Верховцевой. Значит, она действительно вела дневник… Но вместо того чтобы промолчать, я вдруг затараторила:

- Глеб, если бы эти записи нашлись раньше, может быть, некоторые люди остались бы живы. Это страницы из пропавшей черной тетради Оксаны. - Я наконец прикусила язык, но было уже поздно.

- Кто же, интересно, их положил в Женин шкафчик?

- Наверное, Степан Кочетков. Или, может быть, Таисия… - размышляла я на ходу. - Хоть и поздно, все равно надо передать листочки капитану Филонову - может быть, там что-то важное.

- Хорошо, я передам. - И Глеб, небрежно их смяв, стал заталкивать бумажки в карман своего пиджака.

И тут меня будто что-то стукнуло. Даже если он убийца и я иду по лезвию бритвы - все равно, я не дам ему уничтожить эти доказательства!

- Подождите! - мне казалось, что я говорю совершенно спокойно. - Дайте их мне - я сегодня встречаюсь с капитаном, он обещал мне передать кое-какие материалы по работе, найденные у Кочеткова.

Глеб отступил от меня на полшага, и в голосе его послышались стальные нотки:

- Вот как? А по-моему, Агнесса, вы стали чересчур любопытны.

- А что плохого в том, что я прочитаю дневник Оксаны? Или вы боитесь, что эти записи вас скомпрометируют?

- А если и так - вы что, будете меня за это осуждать? Ведь дело уже закрыто.

Мне очень не понравилось выражение его лица, когда он на меня опять посмотрел тяжелым-тяжелым взглядом. И вообще его лицо… Что-то тут было не так!…

Я сделала резкое движение вперед и выхватила листочки у него из кармана. Он этого не ожидал, но быстро оправился и сразу же сжал мое запястье железной хваткой.

- Сейчас же отдайте!

Я дернулась, но он меня не отпускал; потеряв равновесие, я почти упала в его объятия, как когда-то в коридоре - и, как тогда, его борода коснулась моего лица. И тут меня осенило второй раз за какую-то минуту! Будто разрозненные кирпичики в моей голове встали на свои места, и я прозрела. Теперь мне стало ясно, почему вид террориста Радуева на телеэкране, жалкого и с голым лицом, так меня взбудоражил. Про него говорили, будто борода после ранения у него была накладная. Так вот, борода у Глеба тоже была какая-то… неживая! Неужели театральный реквизит?! Но зачем ему это нужно?

Я почувствовала, как дрожь пробежала у меня по телу и на верхней губе выступил холодный пот, противно размывая грим. Наконец я отчетливо поняла, что меня держит за руку человек, который не раз убивал и которому ничего не стоит прикончить и меня!

Надо спасаться, и я отстранилась, со смешком произнеся:

- Вы правы, незачем мне это читать. Дико извиняюсь, но на телевидении у меня появилась привычка лезть в чужую жизнь, даже когда меня это не касается.

Наверное, мой смех прозвучал фальшиво, но ничего с этим поделать я не могла – не так-то просто перебороть страх. Нет, даже не страх, а охвативший меня смертельный ужас. Овечкин это наверняка почувствовал: свободной рукой он грубо взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Наши глаза встретились, и то, что он прочел в моих, заставило его криво усмехнуться:

- Вы, Агнесса, действительно слишком любопытны. Не совали бы нос не в свое дело - продолжали бы свою блестящую карьеру. А так, увы, мне придется заставить вас замолчать…

Я уже не вырывалась, а только пролепетала упавшим голосом:

- Я не понимаю, о чем вы говорите! Сейчас же отпустите меня! Я закричу!

Он выпустил мое запястье, но в тот же миг я почувствовала обе его руки на своем горле, и вместо крика у меня вырвался жалкий писк. Он был силен, как настоящий атлет, но не стал душить меня сразу, а решил растянуть удовольствие. Наверное, убийца действительно входит во вкус - так, во всяком случае, утверждает Агата Кристи.

Когда он слегка ослабил живую удавку, я обрела голос:

- Хватит шутить! У меня через пять минут съемка, сейчас же отпустите меня!

- Я не шучу. Как вы догадались, что это я убил Женю?

Я обреченно молчала. Несмотря на весь кошмар положения - или благодаря ему, - голова моя лихорадочно работала: я искала выход, но не находила его. Между тем Овечкин медлил, и я не понимала, отчего: ведь в любую минуту в комнату мог кто-то войти.

- Отвечайте же! - он слегка сжал пальцы, и у меня снова перехватило дыхание.

Отвечать? Но говорить я была не в состоянии, не сводя взгляда с его лица, и он правильно его истолковал:

- Ага, значит, это борода и усы… Странно, но никто не заметил, что они наклеены, кроме вас. Никто даже не заподозрил, что я успел слетать из Питера в Москву и обратно и в промежутке избавиться от жены! А как давно вы это поняли?